После этих слов послышался тихий, но решительный возглас протеста. Заговорила та, кого ее спутница назвала Вэлой, ее голос звенел от возмущения:

— Да как вы смеете говорить мне это! Как смеете так бесчеловечно поступать со мной?! Если бы папа был жив, он бы ужаснулся тому, как вы ведете себя! Он бы не позволил вам так со мной обращаться!

— Но твой отец мертв, милочка, — отвечала ей женщина почти грубо, — и вбей себе наконец в голову, что теперь я распоряжаюсь твоей судьбой, так как я твоя мачеха и единственный опекун. И ты выйдешь замуж за того, кого я тебе выберу в мужья. Ясно?

На мгновение в комнате повисла тишина. Затем Вэла тихо произнесла:

— Я долго не могла понять, почему вы так настаиваете на том, чтобы я вышла за сэра Мортимера, но теперь я, кажется, поняла. Я почти уверена, он вам заплатил! Вы уже истратили все папины деньги и теперь хотите продать меня!

— Я должна была бы хорошенько наказать тебя за неслыханную дерзость, — отвечала ей мачеха. — Сэр Мортимер высоко тебя ценит, один только бог знает почему, и в тот день, когда ты станешь его женой, я получу чек на десять тысяч фунтов стерлингов! С моей точки зрения, это не такая уж плохая сделка, ты столько едва ли стоишь!

— Так вы действительно хотите продать меня, словно я какая-нибудь вещь? — с горечью воскликнула потрясенная Вэла. — Что ж, в таком случае вы будете жестоко разочарованы! Возможно, сэр Мортимер и богат, но он самый отвратительный и гнусный старикашка на свете! Я скорее умру, чем выйду за него замуж!

— Тогда умирай! — с безжалостной легкостью отвечала мачеха. — Но только после того, как он наденет тебе на палец обручальное кольцо!

Наступила тишина, потом Вэла решительно и громко заявила:

— Этого никогда не будет! И вы можете делать со мной все, что хотите, но так и знайте, я ни за что и никогда не выйду замуж за этого ужасного, развратного негодяя.

— Ну, если он такой развратный, — в голосе мачехи послышалась явная издевка, — то тебе просто крупно повезло, что он еще предложил тебе выйти за него замуж. Такие деньги он мог бы вполне заплатить за то, чтобы ты стала всего лишь его любовницей.

Думаю, он все же не так плох, как ты о нем думаешь.

На это у бедняжки Вэлы не нашлось что ответить, она только изумленно ахнула. Через мгновение ее мачеха вновь заговорила:

— Я уже как-то обещала выдрать тебя хлыстом, и, поверь, я не шутила! Так вот, обещаю тебе выполнить угрозу, если осмелишься устроить подобную сцену, когда мы приедем в Хэвингтон-холл. А уж там-то ты отведаешь хлыста в полную меру. И даже не пытайся сбежать от меня до того, как мы туда приедем. Слуги следят за тобой!

Она замолчала, видимо, ожидая ответа, но, не дождавшись, заговорила сама:

— Я не так уж глупа! И я прекрасно понимаю, зачем ты приказала груму отвести твою лошадь на выгул, а не в стойло. Поэтому я просто запру тебя здесь, в твоей комнате. И если ты не собираешься переломать себе ноги, выпрыгивая из окна, то лучше тебе дождаться, когда я завтра утром приду за тобой.

— Утром или ночью, завтра или послезавтра, я никогда не стану женой сэра Мортимера!

Не успела Вэла закончить, как раздался громкий звук пощечины, а одновременно с ним — испуганный возглас девушки.

— Это мы еще увидим! — В голосе мачехи прозвучала мрачная решимость, которая показалась герцогу весьма зловещей.

Затем он услышал, как кто-то прошел по комнате быстрым, решительным шагом. Громко хлопнула дверь, а вслед за тем раздался звук поворачивающегося в замке ключа

Наступила тишина, которая показалась герцогу вечностью. Потом он услышал, как скрипнула кровать, словно кто-то с размаху бросился на нее. И через несколько мгновений раздались тихие, приглушенные рыдания, видимо, Вэла горько плакала, уткнувшись лицом в подушку.

Только тут герцог обнаружил, что все это время просидел, застыв с сапогом в одной руке. Сцена в соседней комнате, которой он только что стал невольным свидетелем, вызвала его откровенное любопытство и живейшее участие.

Человек, о котором шла речь, был ему немного знаком. Герцог несколько раз встречался с сэром Мортимером Хэвингтоном на бегах, к тому же тот, так же как и его светлость, был членом Уайтс-клуба.

Это был огромный, толстый человек около пятидесяти лет, крайне неприятной наружности, пользующийся самой дурной репутацией. Словом, он относился к тем людям, знакомство с которыми герцог считал для себя весьма нежелательным.

Он был владельцем нескольких лошадей, участвующих в бегах, и о том, как он обращался со своими лошадьми, рассказывали такие истории, которые не делали ему чести.

Сэр Мортимер также много и рискованно играл в карты, причем никогда не умел достойно проигрывать. Из глубин памяти у герцога выплыл рассказ Фредди, когда тот с большим презрением говорил о нездоровых вкусах сэра Мортимера по части женщин.

Герцог знал, что в Лондоне существуют такие заведения, где некоторые джентльмены, которых он никогда бы не хотел видеть среди своих друзей, предаются весьма странным и порой отвратительным эротическим развлечениям.

В домах для удовольствий с более солидной репутацией, если здесь, конечно, применимо это слово, никогда бы не позволили себе ничего столь неестественного. Сам герцог с большим презрением и жалостью относился к тем, кто предпочитал удовольствия столь низменного сорта.

И сейчас ему припомнились какие-то разговоры о том, что Хэвингтон как раз и принадлежал к такого сорта Людям. Говорили, кажется, что он предпочитал соблазнять или брать силой совсем молоденьких девушек, с которыми обращался совершенно безжалостно, потакая своим садистским наклонностям.

Теперь герцог был почти уверен, что правильно понял слова мачехи Вэлы о том, что сэр Мортимер сумеет сломить характер своей будущей жены, а также намеки насчет хлыста. Это странным образом взволновало герцога, вызвало в нем отвращение и негодование. Не было на свете ничего, что бы герцог ненавидел больше, чем жестокость в любых ее формах.

Он сам был безжалостен в отношении своих грумов, которые грубо или хотя бы недостаточно заботливо обращались с лошадьми, а однажды собственноручно отхлестал одного из лесников, когда увидел, что тот жестоко избивает собаку, а затем без всякой жалости выгнал его из своего поместья.

Мысль о том, что эта Вэла, кем бы она ни была, должна будет подвергнуться жестокому обращению и, возможно, издевательствам со стороны ненавистного ей Хэвингтона, показалась герцогу совершенно недопустимой. Он должен что-то предпринять, чтобы предотвратить это!

Не отдавая себе отчета в том, что делает, герцог вскочил с кровати и подошел к запертой двери. И только тут ему пришла в голову мысль, а какое, собственно, право имеет он вмешиваться?!

В конце концов, что бы ни случилось с этой неизвестной ему девушкой, это не его дело.

Ведь это была простая случайность, что он оказался сейчас здесь и услышал этот разговор. Он вполне мог выйти пройтись, да и вообще, если бы все шло как обычно, он был бы сейчас в своем доме на Беркли-сквер или танцевал на балу у Ричмондов, и в любом случае девушке пришлось бы самой решать свои проблемы.