— Видишь типа в черном костюме?

— Того? — переспросил атлет, нетерпеливо поигрывая бицепсами под плотно облегающим черным свитером.

— Нет! Вот того, у барной стойки, в черном костюме и белой рубашке! Вырядился как жених… Вот, видишь? Он там один такой… — раздраженно объясняла дива. В отличие от рельефных мышц, сообразительность не относилась к числу сильных сторон ее собеседника.

Наконец атлет понял, о ком идет речь, и кивнул, напрягая бульдожью челюсть.

Знаменитость ухмыльнулась, предвкушая реванш, и безапелляционно скомандовала:

— Дай-ка ты ему в морду!

— Угу… — рассекая море танцующих, разгоряченных тел, парень двинулся прямиком к барной стойке.

Краешком глаза Макс зафиксировал подозрительное движение в толпе и быстро бросил бармену:

— Виски! — Для убедительности вскинув два пальца, он добавил: — Двойной!

Одним медленным, долги глотком осушив стакан, Макс спокойно и твердо двинулся прямо навстречу атлету. Противник насупился и попытался ускорить продвижение к бару, но задел какую-то голосистую даму, началась перепалка, и атлет на секунду выпустил жертву из поля зрения.

Журналисту вполне хватило этой паузы для нехитрого маневра.

Он скользнул в узкий проем с табличкой «Служебный вход» и принялся петлять по переходам и коридорчикам клуба. С серьезным видом Макс пересек кухню, по пути подхватил большую поварскую ложку, отведал какое-то варево, вернул ложку законному владельцу — повару в высоком белом колпаке — и одобрил продукт:

— Вкусно!

Быстро, но спокойно репортер вышел через служебный вход, поднял воротник пиджака, бросил прощальный взгляд на здание клуба и уверенно зашагал в сторону набережной.

А его крупногабаритный противник еще долго блуждал в полутемном зале клуба, пытаясь обнаружить неуловимого мужчину в черном костюме…

Россия. Санкт-Петербург. Официальная резиденция принцессы. Вечер

Оставленный обитателями дворец скучает и начинает превращаться в музей. Но стоит в нем появиться настоящей принцессе, как он тут же оживает и наполняется светом, звуками и ароматами.

В огромной спальне было не по-весеннему прохладно, здесь царил вечный полумрак, словно время остановилось и перестало существовать. Не успела Мария устало опуститься на край огромной кровати, как высокие напольные часы красного дерева принялись мерно отбивать очередной час. Звук гулко отдавался в длинных коридорах особняка.

Принцесса подняла глаза — ей на секунду показалось, что бронзовые античные красавицы, поддерживающие пурпурный шелковый балдахин над кроватью, улыбнулись, а бутоны пеона на старинной китайской ширме стали распускаться. Мария улыбнулась в ответ хрупкой девушке в белоснежном платье на портрете в вычурной барочной раме, потом приветственно кивнула овальной картине, изображавшей даму в огромном напудренном парике, обошла комнату по краешку пушистого ковра, задержавшись у окна, и присела на невысокий пуф у старинного клавесина.

С самого утра она мечтала о той минуте, когда останется одна, откроет заветную прабабушкину шкатулку, коснется хрупких истончившихся от времени страничек, исписанных витиеватым почерком со старомодными завитушками, и, если ей повезет, сможет проникнуть под покров тайны той, давно канувшей в глубину веков…

Марию охватило романтическое настроение. Она провела рукой по инкрустированной изысканным цветочным орнаментом крышке инструмента, раздумывая, какую музыку играли на нем дамы с портретов в те далекие времена, когда их называли барышнями или сударынями, а их спутники носили цилиндры, фраки и сюртуки и именовались господами.

Принцесса осторожно подняла крышку клавесина и бережно опустила на клавиши пальцы. Инструмент приветствовал ее нежными звуками.

Вдруг, нарушая законы гармонии, резко, как от порыва ветра, распахнулись створки высокой дубовой двери, и на пороге спальни возникла старшая фрейлина в сопровождении неизменной свиты — двух служанок.

Фрейлина торжественно добавила к груде подушек, высившейся почти до самого балдахина, еще одну — с вышитым шелком гербом и строго взглянула на замершую у клавесина Марию.

— Месье Ромболь сообщил мне, что вы утомлены!

— Да, это так, — виновато кивнула принцесса.

— Тогда незамедлительно оставьте музыкальные упражнения! Примите вечерние процедуры и в постель!

Принцесса покорно побрела за ширму переодеваться. Ее жакет, юбка, блуза с пышными кружевными манжетами казались такими же уставшими и поникшими, как она сама. Потом Мария отправилась в ванную, не отказав себе в скромной шалости — босиком пробежаться по мраморным плитам, и, наконец, натянув длинную ночную сорочку, опасливо выглянула из-за ширмы. Старшая фрейлина стояла к ней спиной и неумолимым, металлическим тоном зачитывала расписание официальных мероприятий, запланированных на завтра:

— Итак, ваше высочество. Завтра подъем в семь утра. Приготовления к завтраку и завтрак. В восемь ноль-ноль придет мадам Штайнер обсудить с вами детали вашего туалета… В девять ноль-ноль ваш выход к делегации… В одиннадцать тридцать пресс-конференция…

Старшая фрейлина нервно постукивала по страничке большого старомодного блокнота ручкой с королевским гербом на колпачке. Принцесса заметила отражение скучного сухощавого лица придворной дамы в стекле старинной горки, и ей вдруг стало весело!

Она выскользнула из-за ширмы и состроила отражению забавную гримасу — втянула щеки, нахмурила брови, поджала губы и слегка выставила вперед подбородок, совершенно как старшая фрейлина. Мария стала тихонько прохаживаться за спиной у чопорной дамы, подражая ее манере и любуясь отражением. Получалось очень похоже, только белая ночная сорочка забавно контрастировала с неизменным темным и строгим костюмом старой аристократки.

Принцесса с трудом сдержала смешок и едва успела упорхнуть за ширму, когда на пороге появилась еще одна служанка. Она внесла на серебряном подносе высокий молочник с непременной королевской монограммой, стакан из сверкающего хрусталя — тоже высокий и тонкий, и накрытое овальной крышкой блюдо.

Девушка посмотрела на ужин с любопытством и надеждой. Может быть, в поездке ее рацион изменят, и она, наконец, попробует что-нибудь самое обыкновенное — картошку фри или большой бутерброд с сыром — то, что так часто рекламируют по телевизору и подают в симпатичных уличных ресторанчиках. Они так похожи один на другой и по-английски называются «фаст-фуд»! Еще прабабушка называла ей подходящее русское слово — кажется «бистро»…

Нетерпеливо облизнувшись, так, чтобы не заметили присутствующие, Мария приблизилась к подносу, пробормотала:

— Как же я хочу обычного жирного молока и крекеров…

— Вы что-то сказали, ваше высочество? Простите, я не расслышала, — лишенным эмоций голосом уточнила старшая фрейлина.

Принцесса поспешно покачала головой.