– Послушай, Вов, но ведь Виктория не имеет к смерти Елены никакого отношения. Она даже дома не была в тот момент, когда случилась беда. Что она может знать? Но даже если она что-то и знает, то не в состоянии общаться с полицией, перетирать детали случившегося. Она даже протокол подписать не сможет. Вова, она не услышит ни тебя, ни кого-то из медиков или оперов. А вот Нине удалось ее успокоить – смотри, больше не кричит. Знаешь, я видела таблетки, которые она принимает. Это серьезный препарат.

– Где ты их видела? У Вики?

– Она при мне достала упаковку из сумки и приняла пару штук. Тут многое сходится в пользу Грузанковой. Вика о ней очень хорошо отзывалась. Рассказала мне о том, что действительно больна. О лечении, об ощущениях. Нина сейчас подтвердила ее слова. Они действительно давно знакомы, они не чужие друг другу люди. Думаю, Грузанковой можно доверять. Только узнай место, куда она увезет Викторию, и все. Пробей клинику по своим каналам прямо сейчас, уточни, есть ли там психиатр с такой-то фамилией. Я просто уверена, что ты обнаружишь Грузанкову в штате, и вполне официально.

Кирьянов не любит получать советы. Даже в качестве подарка. Но я научилась давать их ему в очень удобной форме: никакой снисходительности в тоне, никакого давления, а еще просящий взгляд и тщательно подобранные слова. Правда, через раз, но работает.

Сейчас – сработало. А все потому, что я была права, и Киря в глубине души с этим был согласен, хоть и не показывал виду.

– Стой тут, – приказал он и пошел к машинам.

Люди стали потихоньку расходиться. Интересного уже не осталось. Вика не плакала, не выла. Эксперты, собрав нужный материал, уже упаковали анализы. Откуда-то появился дворник с ведром песка и стоял в сторонке, терпеливо ожидая конца сходки. Потом, когда Вику увезут, а полиция и «Скорая» отправятся по своим делам, он опорожнит ведро прямо на кровавое пятно, но за его действиями все равно будут наблюдать, а кто-то даже вспомнит, что когда-то сталкивался с похожим ужасом. А через несколько дождей никаких следов этой нелепой смерти на асфальте не останется.

Я встала неподалеку от Виктории и Нины Тимофеевны. Они все так же сидели на земле, женщина обнимала Викторию за плечи. Ее рот не закрывался.

Наши с Ниной Тимофеевной взгляды встретились. Но ни она, ни я не изъявили желания начать разговор. При Вике делать этого было нельзя.

Из-за спины вышел Кирьянов.

– Психиатрическое отделение в центральной городской больнице, – негромко сообщил он. – Нина Тимофеевна Грузанкова там заведующая. Работает почти двадцать лет.

– Вот и славно, Вов. Правда?

Нина Тимофеевна смотрела на нас в ожидании ответа. Одной рукой она непрерывно гладила Вику по плечу.

Кирьянов подошел к ним и присел на корточки.

– Можете выдвигаться, – разрешил он. – Но если нам понадобится побеседовать с вашей пациенткой, то вы обязаны обеспечить нам такую возможность.

– Обещаю сделать все, что в моих силах, – произнесла Нина Тимофеевна. – Однако скажу сразу, что если ей не станет лучше или состояние будет пограничным, то я откажу вам. Придется подождать.

– Я понимаю, – согласился Вовка.

– Позвольте, я объясню, – продолжила Грузанкова. – Если она не стабилизируется, то ваши разговоры с ней могут быть идентичны приказу отправиться в жаркий день на пляж человеку, с которого содрали кожу. Понимаете, о чем я?

Вика охнула и закрыла глаза. Она мало что понимала.

Было похоже, что ее организм бросил все силы на то, чтобы помочь ей выжить. Он как будто бы загнал ее сознание в состояние «куколки», запеленав его так туго, чтобы девушка не смогла осмыслить происходящее.

– Вот так выглядит безумие, – едва слышно, но с напором произнесла Нина Тимофеевна. – Но она сильная. Она придет в себя. Эта девочка пока еще в своем уме, хоть и не понимает этого. Выглядит так, словно в нее влили бутылку самогона. Это – последствия. Я не отдам вам ее. Не сейчас.

Кирьянов распрямился и вытер взмокший лоб. В воздухе стояло марево. Небывалая жара для наших мест.

– Вам выделить машину? – спросил Кирьянов.

– Нет, – покачала головой психиатр, – мы на такси.

– То, на котором вы приехали, уже не догнать, – пробормотал подполковник.

– Понятное дело. Ничего, вызову другое.

– Нужна вам какая-то еще помощь? – растерялся подполковник.

– Например? – усмехнулась Нина Тимофеевна.

– Не знаю.

– Вот и я не знаю, – отрезала Нина Тимофеевна.

Я тронула Кирьянова за плечо и поманила за собой. Мы медленно пошли в сторону полицейской машины.

– Останусь тут, – сообщила я. – Похожу, посмотрю, поговорю. А вечерком свяжемся, хорошо?

– Ладно. Блин, чувствую себя каким-то идиотом.

– Ты чувствуешь себя так потому, что психиатр слишком заносчиво себя ведет. Не бери в голову. Главное, что Вика с ней будет в безопасности. Контакты ее взял?

– Вот черт, совсем из головы вылетело…

Все. Я осталась одна. Подполковнику снова пришлось общаться с Ниной Тимофеевной, и я не горела желанием находиться рядом. Мне тоже было неуютно. Грузанкова имела дело с непростыми пациентами, и работа наверняка значительно прокачала некоторые черты ее характера. Нина Тимофеевна показалась мне человеком жестким и не жалующим компромиссы. С такими людьми всегда сложно общаться. К тому же она заведовала психиатрическим отделением, и руководящая должность, вероятно, заставляла ее быть властной и после окончания работы. «Профнастил» какой-то.

«Скорая», с трудом развернувшись между домами, уехала. Полицейские сновали туда-сюда, но суматохи уже не было.

Я поискала взглядом Кирю и увидела его садящимся за руль машины.

Место происшествия все еще привлекало прохожих, но их уже было меньше. Очевидно, тот, кто видел, как Елена Соломко выпала из окна, уже вовсю делились подробностями случившегося с соседями.

Я пошла к своей машине. Мимо проехало такси. Я посмотрела ему вслед. Очевидно, на нем Вика отправится в больницу.

Как же все-таки правильно – иметь рядом того, кто не отойдет от тебя в самые страшные минуты. Но только в том случае, если тебе действительно необходима поддержка. Просто кто-то, попав в сложные жизненные обстоятельства, предпочитает оставаться в одиночестве. Потому что только так ты сможешь сделать невозможное. 

* * *

Я села в машину, достала из бардачка бутылку воды и выпила сразу чуть ли не половину. Вода была теплой, но плевала я на это. Пить хотелось давно, жажда была сильной, и, даже общаясь с Кирьяновым и отвлекаясь на наше дело, я не могла избавиться от желания накатить ведро чего-нибудь живительного. Кваску, например. Или холодного морса без сахара. Минералку. Ледяной чай.

Ладно. Теплая вода совсем неплохой вариант.