Варвара Никифоровна тяжело вздохнула.

– Надо же, какая ужасная смерть. А ведь он совсем молодой был, Владислав Григорьевич. Ну, что такое сорок два года? Тем более для мужчины. У него столько планов было, столько задумок! С его энергией можно было горы свернуть. Да, чего уж теперь говорить.

Сорок два? Ну надо же, значит, Екатерине всего 27 лет, моя ровесница. Меня это удивило: обычно я до такой степени не ошибаюсь в определении возраста человека. Женщина серьезно вымоталась? Да и стресс, наверное…

Я взглянула на фотографию директора. Да, выглядел он довольно молодо. У него было волевое лицо, пронзительный, можно сказать, орлиный взгляд и пышная шапка темных волнистых волос.

Оставив позади кабинет ныне покойного директора, мы прошли дальше. Расположение директорского кабинета я запомнила. Вряд ли, конечно, после полицейских криминалистов что-то смогу обнаружить, но попытаться стоит. Только без лишних свидетелей в лице Варвары Никифоровны.

По обе стороны коридора располагались двери, как я поняла, персонала театра: кабинет главного дирижера, художественного руководителя, заведующего литературной частью, еще какие-то помещения, уже без опознавательных знаков. Некоторые из дверей были приоткрыты, и оттуда доносились голоса работников театра.

Я услышала обрывки разговоров, которые велись в комнатах. Рефреном звучали слова: «ужас», «кошмар», «какая ужасная смерть». Нетрудно было догадаться, что обсуждалось недавно произошедшее убийство директора театра.

Наконец Филиппова подвела меня к двери, на которой было написано: «Заведующий административно-хозяйственной частью Трегубенков К.В.». За дверью мужские голоса, практически перебивая друг друга, что-то очень эмоционально выясняли.

– Ну вот, это кабинет Константина Владимировича, – сообщила вахтерша, остановившись у двери. – Ой, Константин Владимирович, кажется, занят. У него кто-то есть в кабинете. Вы уж сами дождитесь, Татьяна Александровна, когда Константин Владимирович освободится, а то неудобно сейчас входить к нему. А я пойду на вахту. Извините.

– Вам не за что извиняться, Варвара Никифоровна, – сказала я, – вы и так доставили меня до места назначения. Спасибо.

Филиппова кивнула и пошла. А я подошла к двери вплотную.

– Константин Владимирович, да откуда мне знать? – раздраженно произнес мужчина.

– Как это откуда вам знать, уважаемый Валериан Тимофеевич? – удивленно спросил другой мужчина. – Вы являетесь художественным руководителем театра и поэтому отвечаете за климат в коллективе.

– За творческий климат, позвольте вам заметить.

– Я согласен с вами. Но творческий климат ведь чем определяется? Дисциплиной прежде всего.

«Ага, значит, в кабинете Трегубенкова сейчас находится художественный руководитель театра Валериан Тимофеевич Владимирцев, – подумала я. – Интересно, что это они обсуждают на таких повышенных тонах»?

– И должен вам заметить, Валериан Тимофеевич, что ваша реплика «откуда мне знать» звучит… ну, по меньшей мере, несерьезно. Вы ведь не первый год работаете в театре. И в своей профессии вы отнюдь не новичок. Стало быть, вы уже изначально заточены на то, чтобы замечать малейшие нюансы. Я ни за что не поверю, что вы не знаете, что творится внутри коллектива. А вы бросаетесь такими заявлениями «откуда мне знать»! Меня это, прямо вам скажу, как минимум, настораживает. Может быть, вы не хотите мне сказать, что на самом деле происходит? Или же… Слушайте, Валериан Тимофеевич, кажется, вы давно не были в отпуске. Может, вам требуется отдых? Так вы так прямо и скажите. Я не буду возражать.

– Скажите же уж прямо, Константин Владимирович, что вы не нуждаетесь больше в моих услугах! – еще более резко, чем в самом начале разговора, который я застала, воскликнул худрук Владимирцев.

– Вы не правы, – возразил ему Трегубенков, – я безо всякой задней мысли предложил вам отдохнуть. Я, хотя к творческому процессу и не имею прямого отношения, понимаю, что существует профессиональное выгорание. Оно есть в любых профессиях, но в актерской среде – особенно. Так вот, чтобы его избежать, и существуют такие вот паузы. И ничего в этом зазорного нет. А что касается вас, Валериан Тимофеевич, так именно вы как нельзя лучше подходите на пост художественного руководителя театра. И это не только мое личное мнение. Буквально вчера меня вызывали в Управление культуры, прежде всего, конечно, в связи с трагическим происшествием. Валентин Георгиевич прямо сказал, что найти замену Владиславу Григорьевичу будет нелегко. Да… Но потом мы с Валентином Георгиевичем имели продолжительную беседу уже на текущие темы. Жизнь продолжается, как говорится. Так вот, мы с Валентином Георгиевичем поговорили и о вас, Валериан Тимофеевич. Он очень положительно отзывался о вашей кандидатуре в плане продления контракта. И очень ценно также и то, что вы, повторюсь, не новичок, что вы являетесь человеком уже проверенным, так сказать. Но Расторгуев подчеркнул, что на должности худрука необходим человек, который будет досконально вникать во все. Понимаете, Валериан Тимофеевич, вникать буквально во все процессы. В том числе и в вопросы дисциплины. Почему-то Валентин Георгиевич отметил, что с дисциплиной в театре существуют проблемы. Он так и сказал. И, кроме того, высказал свое мнение, что общее падение дисциплины сыграло не последнюю роль в том, что Владислав Григорьевич был убит в своем кабинете. А если учесть, что незадолго до гибели Владислава Григорьевича у вас с ним были серьезные противоречия…

Трегубенков не договорил. Его прервал Владимирцев, причем довольно резко.

– Да хватит вам воду в ступе толочь, в конце-то концов! – вскричал он. – Вы мягко стелите, да жестко спать! Кстати, и покойный Дубовицкий тоже был хорош!

– Послушайте, имейте же уважение к ушедшему человеку! У вас нет ничего святого! – воскликнул Трегубенков.

– Я имею представление о том, что можно, а чего нельзя! – отрезал Владимирцев. – Да, о покойниках или хорошо, или ничего. Вот именно поэтому я и не конкретизирую свою позицию. Но ведь вам, как никому, хорошо известно, сколько моих проектов зарубил на корню ныне покойный Владислав Григорьевич! И подозреваю, что не без вашего участия!

– Ну, знаете, это уже слишком! Вы кидаетесь такими необоснованными обвинениями! – с возмущением воскликнул Трегубенков.

– Это вы кидаетесь необоснованными обвинениями! – не остался в долгу Владимирцев. – Я, по-вашему, получается, виноват в том, что Дубовицкий был убит! Я, оказывается, не следил за дисциплиной! А может, все-таки стоит спросить с ночных сторожей? Они ведь следят за порядком в здании театра. Кто проник ночью в театр и застрелил Дубовицкого? А, ладно! Можете и не продлевать со мной контракт! Обойдусь!

Послышался грохот, скорее всего, Владимирцев с шумом отодвинул стул. Я поспешила отойти от двери и вовремя. Дверь широко распахнулась, и из кабинета Трегубенкова буквально вылетел среднего роста мужчина лет тридцати пяти. Одет художественный руководитель театра был в фирменный джинсовый костюм. У него были пропорциональные черты лица и аккуратная