— А разве нельзя было… просто отменить намеченное волшебство? Или хотя бы отложить его на утро? — повела плечами пенсионерка Клавдия Леонтьевна.

— Естественно, нет! — решительно дернул подбородком Валерий Иванович Кириллов. — Ведь воробьи! Воробьи-то уже улетели!… В Австралию!

В дверь тихонько постучали. Даже, если сказать точнее, не постучали, а словно бы поскреблись.

Клавдия Леонтьевна, охнув и придерживая рукой поясницу, тяжело поднялась с дивана и, громко шаркая подошвами старых теплых домашних туфель, пошла открывать. Потому что стучались и скреблись в дверь к Клавдии Леонтьевне по-всякому, она привыкла.

— Ну-ка, Мусенька, пойдем посмотрим, кто это к нам пришел, — приговаривала Клавдия Леонтьевна нарочно вслух, пока возилась с замком. — Наверное, какой-нибудь очень хороший человек, как ты думаешь? Потому что плохие люди к нам с тобой не ходят!

Клавдия Леонтьевна специально всегда долго будто бы не могла открыть дверь. И всегда при этом говорила разные хорошие вещи громким голосом, чтобы и с другой стороны двери было слышно. Ведь ей-то это нетрудно, так пусть человеку будет приятно!

Муська лежала возле дивана на коврике, когда в дверь заскреблись. Она сразу насторожилась, подняла уши, даже подумала, а не зарычать ли. Но не зарычала, проводила хозяйку до двери и теперь терпеливо дожидалась, пока ежедневный ритуал закончится и можно будет узнать, кто же в самом деле пришел.

На пороге стояла худенькая девочка с испуганным лицом. Клавдии Леонтьевне показалось, что девочка эта в любой момент готова броситься наутек, не разбирая дороги и перескакивая через три-четыре ступеньки.

— Здрасьте, — едва слышно пискнула девочка. И после этого забормотала что-то совсем неразборчивое.

— Здравствуйте, пожалуйста! — басом перебила девчонку Клавдия Леонтьевна. — А если и я тебе вот так же отвечать начну: быр-быр, бу-бу, шу-шу-шу?!

Девчонка подняла глаза и вдруг отчаянно выпалила:

— А ваша Муська не хочет погулять?

— Мусенька, ты пойдешь с девочкой погулять? — вежливо поинтересовалась у собаки Клавдия Леонтьевна, не поворачивая головы. — Мне кажется, Муся, это очень хорошая девочка.

Болонка завиляла хвостом и невысоко подпрыгнула одними передними лапами.

— Она пойдет гулять, — торжественно и благосклонно сообщила Клавдия Леонтьевна девочке. — Правда, я что-то не припомню, чтобы ты раньше дружила с моей Мусей…

— Я дружила, дружила, честное слово! — забеспокоилась маленькая незнакомка. — Хоть кого во дворе спросите, меня зовут Катя Шумкова! Только я с вашей собачкой… я издалека с ней дружила!

— Ах, вот оно в чем дело! — Клавдия Леонтьевна неожиданно вспомнила, где и при каких обстоятельствах она уже видела эту странную девочку. Катя была единственным человеком во дворе… нет, на всей улице… да что там говорить, в целом городе, кто боялся болонки Муськи и с криком убегал домой, едва крошечная собачонка появлялась во дворе.

Но мудрая Клавдия Леонтьевна не стала говорить Кате о своем открытии.

— С Мусенькой очень часто гуляет отважная Татьяна Сковородкина! — с нескрываемой гордостью сообщила она.

— Да, да, я знаю! — закивала Катя. — А я тоже… отважной стала… недавно! Уже третью неделю!

Насчет собственной отваги Катя слегка прибавила. Но размышляла над этим вопросом она давно и серьезно.

— Только у нас не все в классе очень отважные, — скромно добавила Катя. — Вы не подумайте, пожалуйста, что все! Нас немного: я да вот еще некоторые…

— Вот как! — одобрительно оглядела Катю с ног до головы Клавдия Леонтьевна.

В лифте, оставшись с Муськой один на один, Катя Шумкова едва попала дрожащим пальцем в кнопочку с цифрой «2», — конечно, нужно было на этаж ниже, но и это уже хорошо! Пока лифт спускался, Катя вжалась спиной в его полированную коричневую стенку и выставила вперед согнутую в локте правую руку, обмотанную под рукавом пальто еще и носовым платком. Катя видела в кино: так делают все опытные собаководы, начиная работать с незнакомой собакой.

А Муська ничего, ехала спокойно. Только хвостом вертела от нетерпения.

Наконец они вышли из подъезда. Во дворе не было никого, только на засыпанной снегом детской площадке возился какой-то малыш, крест-накрест перевязанный длинным красным шарфом. На скамейке сидела бабушка карапуза.

Увидев Катю с Муськой, мальчуган оторвался от своих дел, пошел Кате навстречу и доверительно посоветовал:

— Ты ее не бойся, это же Муська! А если боишься — стой и не шевелись, замри! Собака подумает, что ты — статуя!

— Без тебя знаю! — чуть не вырвалось у Катя с обидой. — Дуралей ты! Все вы!…

Она хотела крикнуть: «Все вы, парни, дураки!», но прикусила язык.

Катя осеклась, потому что, во-первых, обзывать младших просто некрасиво. А во-вторых, это была бы неправда, она вовсе так не считала.

Екатерина Шумкова была прогрессивно настроенной хорошисткой и понимала: не все мальчишки на свете безнадежные дураки и балбесы. Конечно, дураков, балбесов и даже настоящих болванов среди мальчишек большинство, но если найдется хотя бы один не дурак и не болван, то говорить обо всех уже просто несправедливо…

А ведь не так давно он обнаружился, этот единственный!…

Еще у Кати Шумковой была мечта. Мечта эта возникла впервые пришла дней десять назад, но за это время достигла какой-то потрясающей яркости, убедительности и завершенности.

Вот будто бы идет она, Катерина Шумкова, жарким летним днем по берегу реки и вдруг бултых — и уже почти на самой середине! Плавать же Катя нарочно не умеет и учиться не собирается!

— Тону! Ну я же тону! — сразу же отчаянно закричит несчастная. — Я сейчас утону насовсем, если меня никто не спасет!

— Я тону! — станет кричать Катя все громче и громче. — Ой, какая холодная вода, просто ледяная! Ой, мое новое платье, оно намокнет!

Что интересно, на крутом речном берегу в это время как назло не окажется ни одной живой души!

Так что, вот уже час тонет отважная Катя Шумкова, второй пошел… Как раз ближе к вечеру, сразу после ужина на берегу появятся двое, Вадик Градобоев и его собака.

— Ага! — закричит из воды Катя, уже начиная пускать пузыри. — Конечно, с собакой-то любой дурак меня из воды вытащит! Сейчас скажешь: «Фас!», она поплывет и вытащит меня! Еще зубами своими все платье мне изжулькает, я его только утром горячим утюгом гладила!

— Не скажу я ему «Фас!», — хмуро и мужественно ответит тогда Вадик с берега. — Я, пожалуй, сам тебя сейчас спасать стану!

Так скажет он и храбро, прямо в одежде, прыгнет с речного обрыва в воду.

Понятное дело, Вадик вытащит погибающую в расцвете лет Катерину и даже на всякий случай сделает ей искусственное дыхание.