Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не прав. Сам вчера жаловался, что не можешь уболтать свою Марьванну заниматься ребенком. А Настю сразу надо поставить перед фактом. И не мямли, когда будешь разговаривать с ней. Строго, настойчиво. Я помогу, если что.
— Кир, а что если ты сам с ней поговоришь? Она ведь и на самом деле меня побаивается.
— Не дури. Заварил кашу, теперь расхлебывай… — Кирилл помолчал, потом добавил: — Антон, может открутишь все назад? На кой тебе загонять себя в угол? Живи и радуйся. Так нет же!
— Прекрати. — в голосе сталь. — Я все решил.
— А все-таки, эта девочка тебе точно чужая?
— Тебе сто раз повторять? Чужая. Но станет родной.
— Чумной ты.
В дверь кабинета постучали. Настя робко вошла и спросила:
— Вызывали Антон Борисович? Может, кофе?
— Нет, спасибо. Ты присядь, поговорить надо.
Девушка, совсем оробев от неожиданного приглашения, с тревогой перебирала моменты последних дней: «Где и в чем я могла провиниться. В чем это они вдвоем меня обвиняют? О, Боже, хоть бы не уволили!»
Увидев страх в глазах девушки, Лютаев сам растерялся и не знал, с чего начать разговор. Выручил Каверин:
— Анастасия Петровна, — такой официоз не обещал ничего хорошего. Настя буквально прилипла к стулу. Хотелось вообще исчезнуть. Только как? А Каверин продолжал:
— Понимаете, возникла необходимость поддержать нашего руководителя. — Каверин бросил выразительный взгляд на шефа.
Настя непонимающе смотрела то на одного, то на другого.
— Что я должна сделать?
— Вот это я понимаю. Сразу видно, что работник Вы ответственный. Думаете не только о себе.
Все было туманно и непонятно. Настя напряглась еще больше.
— Дело, знаете ли, очень деликатное. Даже секретное. — Каверин говорил, а Антон нервно ходил взад-вперед.
— То, что Вы сейчас услышите, должно остаться только между нами. — В глазах Насти появился предательский блеск, предвещающий слезы. Каверин набирал обороты.
— Да Вы успокойтесь, ничего криминального. Просто Антону Борисовичу надо срочно жениться. — Кирилл сделал паузу.
— А я что? Чем я могу помочь? — голос девушки дрожал, она вконец оробела.
— Настенька, Вы можете все. От Вас зависит дальнейшая судьба босса.
— Но что я должна сделать? — нетерпение зашкаливало. Антон, стоя за спиной Насти, устремил свой взгляд на Кирилла. В нем было недоумение — «Чего ты мямлишь! Так я и сам мог бы!»
В ответ Кирилл пробуравил: «Давай!» — глаза его смеялись.
— Согласитесь стать его женой! — наконец-то выпалил Кирилл.
— Я?! — девушка подскочила. — Вы что посмеяться надо мной решили. Она рванулась к двери. Кирилл едва успел перехватить ее.
— Ну что Вы? Присядьте. Нельзя же вот так сразу. — Он умоляюще смотрел на Антона, призывая Лютаева на помощь.
Настя села. По щекам струились мокрые дорожки.
Женских слез Антон не выносил. Он подошел к девушке и взял ее руки в свои. Почувствовав, как дрожит это безобидное создание, он проникся сочувствием к ней.
— Успокойтесь. Мы не смеемся над Вами. Мне действительно нужна Ваша помощь. Только Вы можете мне помочь.
Сердечко у Насти билось, как у загнанного зверька: «Что они хотят от меня? Жаль, что не успела проскользнуть в дверь.»
Антон, осознавая ответственность перед испуганной и оскорбленной девушкой, старался сгладить ситуацию. Слова пришли сами, и он стал уверенно объяснять ей, что от нее хотят. Кирилл отступил на задний план, удивляясь, как просто и доступно Антон раскладывает все по полочкам.
— Понимаете, Настя, мне срочно надо вступить в брак… фиктивный. То есть не настоящий. Знаете, что это такое? — Настя только кивнула.
— Вы помните, мне подбросили ребенка. Девочку. Аннушку. — Голос Лютаева становился все мягче. Слезные дорожки на щеках Насти просыхали. Она, широко раскрытыми глазами смотрела на шефа. Было видно, что в ее мозгу никак не складывались пазлы.
— Настя, я прошу Вас на месяц стать моей женой… Иначе суд откажет мне в удочерении малышки. А я очень хочу стать ее отцом.
— Но… я… замужем, — прерывающимся голосом вымолвила девушка.
Лютаев опустился в кресло. Обхватил голову руками. Тяжелый вздох вырвался наружу. Кирилл, стоящий рядом, не удержался и грохнул кулаком по столу, сдобрив жест смачным матом. Испуганная Настя неуверенно поднялась со стула и как-то боком нерешительно направилась к выходу.
— Это конец, — упавшим голосом заключил Лютаев.
— Н-да-а-а… — вторил ему Каверин, — облом… Прости. Я тупица! — Ведь можно было в отделе кадров поинтересоваться. А то… распетушились…
— Ну да. Я тоже хорош. Повелся на твою выдумку. Ладно, сам виноват. Жаль… Не отдадут мне Аннушку…
День судебного заседания неумолимо приближался. Антон был задумчив, раздражен. Он остро чувствовал свое одиночество. Закрадывались мысли о бессмысленности существования.
Каверин старался не попадаться ему на глаза.
Робкий стук в дверь кабинета отвлек Лютаева от грустных мыслей о невозможности стать заботливым отцом для крошки Анечки. Он поднял глаза. В двери стояла Настя. Она улыбалась. Робко, застенчиво, но лицо светилось радостью.
— Антон Борисович, Вы можете выслушать меня?
— Да, конечно. Что у тебя?
— Я… У меня есть двоюродная сестра, — Настя запнулась.
Лютаев с недоумением слушал ее:
— И что? — не совсем понимал, что хочет эта милая девушка.
— Она… согласна! — выпалила и залилась краской.
Антон ничего не понимал:
— Кто согласен, на что?
— Ну, то, о чем Вы мне говорили вчера.
До него дошел смысл ее слов. Лютаев встал и подошел к Насте вплотную. Она осторожно отодвинулась.
— Садись, — наконец выдохнул он, — рассказывай. — Сердце бешено заколотилось. Неужели самое сложное препятствие преодолимо?
— Так вот, — медлила Настя, не зная, с чего начать. А Лютаеву хотелось схватить ее за плечи и побыстрее вытрясти из нее самое главное.
— Моя сестра… двоюродная. Рая. Ну, Раиса. Ей 23 года. Она не замужем. Так вот…
Лютаеву хотелось встряхнуть трусиху, чтобы получить вразумительный рассказ об интересующей его информации. Но он набрался терпения и не стал торопить взволнованную девушку.
В глазах от нетерпения и надежды появился огонь, которым он готов был испепелить эту милую, но очень уж стеснительную девушку. Зная ее характер, Лютаев понимал, что своей настойчивостью, он только еще больше смутит Настю. И тогда ждать вразумительного объяснения придется слишком уж долго.