добраться до своих мест. А я стоял, наблюдая за этим действием, и мне остро захотелось тоже сесть в поезд.

Сесть в поезд… Я размышлял: ну вот, сяду я, а билета у меня нет, и меня скоро высадят на первой же станции, а, может быть, тут же выпрут. А голосок из ниоткуда мне и говорит: зато ты хоть немножко проедешь на этом поезде — ты уж постарайся не попасться сразу на глаза проводнику! А я ему отвечаю: это полный бред, меня даже в вагон не пустят без билета! Честное слово, он ответил что-то вроде «тьфу». Я посмеялся про себя, но мне тут же стало грустно. Я вспомнил Аделаиду. Чувство от мысли, что я не могу сесть в этот поезд, по крайней мере, прямо сейчас, и то, которое сдавливало мое сердце при воспоминании о ней, были похожи, только второе было гораздо сильнее.

Да, именно тогда я понял, что она — тот поезд, на который у меня нет билета. Нет у меня права садиться и ехать в этом поезде. Почему-то нет. Понял — не значит принял. Я стал вспоминать, как целовал ее, как прикасался к ее лицу, ее глаза, всю ее, все ощущения, вкус ее губ… даже голова закружилась! Сколько у меня было женщин, но ни с кем ничего подобного не испытывал. Урвал у жизни этот поцелуй, на который не имел права… А, может, осмелился, и жизнь подарила мне такой подарок и тут же высадила на следующей станции!..

Пошел домой пешком: мне нужно было время, чтобы все обдумать. Я не хотел терять дочь — это единственное, что стало важным для меня. Я составлял план действий. Я не хотел больше жить как прежде, мириться с тем, что жизнь моя проходит в тени, в стороне, за стеклом. Хватит топтаться на месте! Сколько можно только наблюдать? Пусть меня пронзит острый свет прожектора! Случится ли чудо, и Аделаида ответит мне, или этого не произойдет, уже не имело такого значения — я решился. Придя домой, я сварил кофе на двоих, разбудил жену, поговорил с ней, предупредил, что подам в суд, если будет препятствовать общению с дочерью, собрал вещи, отвел дочку в детский сад, сообщив ей по дороге, что папе придется уехать… Вернулся за вещами, а жена вдруг сказала, что не будет препятствовать, что малышке нужен отец и прочее. Я посмотрел ей в глаза, потом попросил прощения, поблагодарил и ушел.

Пробовал связаться с Аделаидой, звонил, писал сообщения — без ответа. На мастер-классах она больше не появлялась. А через полгода, весной, гуляя с дочерью, я встретил ее в парке. Увидел издалека: она была с мужчиной, сынишка кружил вокруг них на самокате. Они двигались нам навстречу. Мужчина по возрасту что-то около пятидесяти, рядом с ним она выглядела хрупкой, нежной девушкой. А он — эдаким богатырем. Как же она была прекрасна! В тот момент мне пришло в голову, что так выглядит влюбленная женщина, которая чувствует себя любимой. И радостью, и болью отозвалась эта мысль в моем сердце. Они прошли мимо, не обращая на нас внимания. Я оглянулся: она мягко склонила голову, прижимаясь к его плечу, он же в ответ обнял ее за плечи и поцеловал в макушку.

Да. Это не мой поезд, но… Это «но» вызвало во мне глубокий диссонанс. В тот раз не дошло, я все-таки втайне надеялся, идиот! Удивительное дело — писать: как тяжело было начинать, проходить через все снова, как трудно было идти! Волна за волной чувства накатывают, и порой я захлебываюсь в них, меня бросает то вверх, то вниз!.. Было непросто, но я справился! И стало не просто легче — я измотан, изнеможден, но мой взгляд стал чище. Не всегда плохо наблюдать, смотреть со стороны. Я закончу. Перечитаю. И повторю снова.