— А ну становитесь серпом, — велела она, — сколько можно копаться!

Девушки начали толкаться и выталкивать вперед друг друга. Только теперь я по настоящему рассмотрела гостя. Лицо его был темно от загара, на щеках выступила русая щетина. Он был высокий, но не очень справный.

— Ну, что же вы копошитесь как курицы, — шипела на нас Маруська, — Верка, встань рядом с Акулькой, а ты Алевтинка, поди… — взялась она и за меня, но тут к ней обратился гость и попросил:

— Мария, пусть девушки сначала поедят.

Маруська сердито на него обернулась, но перечить не посмела, только молча поклонилась.

— Будьте здесь за хозяйку, — добавил он.

Я впервые услышала, чтобы с дворовой девушкой разговаривали так уважительно и обомлела. Маруська тотчас вспыхнула от гордости и почувствовала себя настоящей хозяйкой. Она велела нам оставаться на месте, сама же подошла к столу, взяла бутылку со сладким вином, налила полный лафитник, покрыла его пряником и с поклоном подала крайней, малолетней девчонке Верке. Та ответила поклоном, приняла угощение, медленно выпила вино и закусила пряником. Маруська налила следующий лафитник и подала его Акульке. Скоро очередь дошла и до меня. Последней пила вино и закусывала пряником Аксиньина дочка Дуняша. Она была среди нас самой младшей, потому Маруська угощала ее после всех. Когда Дуняша вернула ей стаканчик, Маруська отвесила всем девушкам общий поклон и церемонно, пригласила:

— А теперь гостьи дорогие, прошу к столу, угощайтесь, чем Бог послал.

Мы сели за стол. Девушки старались, есть степенно и медленно, чтобы не заругался барин. Однако он видимо уже был совсем пьян, по-прежнему смотрел в одно место и не обращал на нас никакого внимания. Нынче он весь был какой-то хмурной. Почему-то на голове у него был надет круглый, как маленький хомут, обруч, а в уши заткнуты черные комочки.

Барская еда была такой вкусной, что мы быстро все съели. Маруське это не понравилось, и она зашипела как гусыня:

— Ишь, хватаете как собаки! Словно голодные какие, нет ни стыда, ни совести! А ну убирайтесь отсюда.

— Погодите Мария, — остановил ее гость, — Антон Иванович скоро освободится, он слушает плеер.

— Чего барин слушает? — переспросила Маруська.

Гость ответить не успел, Аннон Иванович посмотрел на него туманным взглядом и сказал:

— Странный, однако, у него французский!

Я не понял о чем они говорят, но не удивилась. Господ всегда бывает трудно понять. Гость, между тем, снял с Антона Ивановича обруч с черными затычками и усмехнувшись, сказал:

— Куда ему с тобой тягаться, он язык-то учил не в Нижнем Новгороде.

То, что они говорили дальше, было так же непонятно. Мы с девушками скромно молчали, чтобы нас Маруська не прогнала из-за стола. Наконец, барин заметил нас и спросил, почему она не угощает девушек. Маруська от удивления открыла рот, хотела что-то сказать, но не решилась. Барин удивленно на нее смотрел, тогда она велела нам снова встать серпом и опять начала подносить сладкое вино.

От вина я немного захмелела и развеселилась. Гость, его звали Алексеем Григорьевичем, теперь мне начал даже нравиться. Он не охальничал, как другие господа, девушек за задницы не щипал и рук не распускал. Было видно, что ему понравилась Акулина, он часто на нее поглядывал, но за груди не лапал и к себе на колени не сажал. Мне стало обидно, что я такая некрасивая, и он на меня совсем не обращает внимания.

Еды на столе больше не осталось и Степан с Сенькой принесли еще вина и закусок. Девушки перестали стесняться, и скоро всем стало весело. Потом мы пели песни. Вела мелодию Дуняша. У нее был тонкий и чистый голосок, и пела она так жалобно, что у Антона Ивановича на глаза навернулись слезы, а гость грустно смотрел в сторону.

Веселье кончилось тем, что барин опять позвал всех нас мыться в баню. Девушки приглашению обрадовались, а вот мне идти вовсе не хотелось. Я решила незаметно отстать и вернуться в девичью. Однако Маруська заметила и сказала, чтобы я шла со всеми, а то барин на меня заругается. Пришлось смириться.

Пока мужчины собирались и вышли из дома, мы наперегонки добежали до бани и быстро разделись. На мне и были-то одна посконная рубаха и сарафан. Никто мыться с мужчинами не стеснялся, все мы были немного хмельны и от того потеряли всякий стыд.

— А пришлый-то из себя видный, — смеясь, сказала Маруська. — Я знаю, на кого он глаз нацелил. Видать, Акульке сегодняшней ночью не спать.

Акулина посмотрела на нее сонными черными глазами, лениво почесала под мышкой и ответила своим равнодушным голосом:

— А мне все одно, пущай если хочется. А я и завтрева высплюсь.

Не знаю почему, но мне стало так обидно, что из глаз сами собой закапали слезы.

— А может быть он меня, выдерет! — нарочно, для смеха, пискнула Аксиньина Дуняша.

Она так и сказала на «выберет», а «выдерет» и все покатились со смеху.

— Очень ты ему нужна соплюшка, — отсмеявшись, сказала самая старая среди нас, Евдокия. — Посмотри, какой должна быть настоящая баба!

Она павой пошла по предбаннику, поводя широким ляжками и качая большими отвисшими грудями.

— Бабы должна быть в соку, а у тебя и смотреть-то на что, вместо сисек прыщи какие-то! Ты еще скажи, что он на нашу Алевтинку позарится! — горделиво добавила она.

От обиды у меня опять сами собой закапали слезы, и я первой пошла в парную. Девки, еще чуток посмеялись и пошалили в предбаннике и заявились следом.

В парной было просто жарко, без обжигающего пара. Однако Маруська тотчас бросила в каменку ковш воды, и оттуда с шипеньем вырвалась струя пара. Девки завизжали и потребовали добавить. После третьего ковша, все полезли на полки. Мужчин еще не было, то ли еще не дошли, то ли так долго раздевались.

На самой верхней полке я опять разревелась. Здесь в полутьме, в обжигающем пару, товаркам было не заметить, что у меня мокрые глаза, и я могла не бояться насмешек.

Распаренные березовые веники были уже наготове, и мы начали ими хлестаться. Я так упарилась, что соскочила вниз и окунулась с головой в бочку с холодной водой, а потом села внизу отдохнуть. Все так веселились, что о господах даже и думать забыли. Вспомнили, что их еще нет, когда хлопнула дверь в предбанник.

— Ну, как, девки, принимаете гостей? — весело спросил Антон Иванович, вваливаясь в парную. — Уж ты, какой у вас жар! Заходи Алексей, не робей, нам тут рады!

Поднялся шум и визг. Я поднялась на верхнюю полку и терпела обжигающий жар, только чтобы не оказаться рядом с гостем. Он пока оставался внизу, привыкая к жаре, и все время кого-то искал взглядом. Акулина была рядом с ним, и я не могла понять, почему он все время крутит головой по сторонам. Не знаю, может быть, мне это только показалось, но он успокоился только тогда, когда нашел взглядом меня. Тогда я отодвинулась в самый темный угол и больше в его сторону не смотрела. Скоро от жара у меня уже начало мутиться в голове, и я первой вышла в моечное место.