– Вот! – одна из девушек сунула прямо Дане в ладонь ленточку от воздушного шарика, насыщенно красного, сердечком, и широко заулыбалась.

А потом они схлынули, словно волны в отлив, унеся с собой шум и суету, но оставив состояние восторженной приподнятости. А, может, это из-за шарика, натягивающего ленточку, стремящегося ввысь. Он болтался на уровне лиц, сиял алым, и под лёгкими порывами ветра так и норовил доверчиво прильнуть к кому-нибудь.

Илья опять вскинул руку, но на этот раз, чтобы щёлкнуть по шарику. Дана перехватила ленточку поближе к узлу, и теперь красное сердечко трепетало почти что в её ладони.

Хочешь что-то сказать, говори. Чтобы не страдать бессмысленно. Именно сегодня и именно сейчас.

Она же так и собиралась! И этот флэшмоб словно специально для неё. Для них. И…

Нет, всё-таки судьба против. Подбрасывает подходящий момент, но только для того, чтобы подразнить, дать шанс и тут же отобрать. Теперь не случайные прохожие, звонок телефона, разбивший вдребезги напряжённую тишину многозначительной паузы, оборвавший решительный вдох.

Илья достал мобильник, глянул на экран – наверное, прочитал имя звонившего – потом на Дану.

– Я… я сейчас.

Отошёл на несколько шагов, отвернулся, поднёс телефон к уху.

– Да. Приезжаешь? Когда? – произносил он через паузы, больше слушал. Похоже, абонент был очень разговорчивым, любил обо всём рассказывать подробно. А сам отвечал коротко, слишком коротко, словно боялся сболтнуть лишнее. Лишнее не для того, кто находился далеко, а для того, кто стоял рядом. Для Даны. Но ей и маленьких рубленных фраз вполне хватало, чтобы самой додумать, достроить диалог, и каждое подобранное слово неприятно царапало скрываемым за ним смыслом.

Даже если на самом деле ничего подобного не было, а все Данины предположения – сплошная ошибка, она не может не предполагать именно этого. А потому – всё изменилось, неисправимо, словно занавес закрылся: весёлое представление закончилось, дальше опять реальная жизнь. И шарик, трепещущий в руке, это цвета крови сердечко на ниточке, воспринимался ничуть не романтично. Было в нём что-то болезненное, медицинское, нарочитое, и Дана выглядела с ним по-идиотски. Живая аллегория – девушка и её иллюзия, самой же созданная, раздутая из ничего, способная лопнуть в любой момент, или исчезнуть. В смысле – уже лопнула, уже исчезла.

Дана разжала пальцы, ленточка торопливо заскользила по ним. Шарик взмыл, устремился в небо. Поднимался всё выше, а Илья всё говорил:

– Понял. Нет, всё нормально. Как всегда? Хорошо. Да.

Нет – не хорошо, не как всегда, не нормально. И он сам прекрасно всё это осознавал. Недаром, опустив руку с телефоном, несколько секунд простоял молча и неподвижно, а потом, посмотрев на Дану, сообщил безучастно:

– Я пойду.

И стало обидно, до невозможного обидно, до раздражения и злости. На эту его безучастность, на смиренное согласие, чтобы всё оставалось так, как есть. На неисполняемость собственных желаний и уверенность, что тоже не сможешь ничего изменить. Хотя, почему не сможешь?

– Ты всегда так резко срываешься, – слова получились сухими и колкими, словно горстка иголок. Нет, не сосновых и не еловых. Заострёнными неприязнью, двойным смыслом, разочарованием и сарказмом. – У тебя какие-то особые дела?

– Почему особые?

– Ну, не знаю, – Дана задумчиво склонила голову к плечу, подозревая, что получается чересчур театрально, но не в силах справиться с собой, не в силах промолчать и сделать вид, будто она абсолютно не в курсе. – А как их правильно называть?

– Их, – повторил Илья, озадаченно свёл брови. Потом зачем-то посмотрел на телефон, который по-прежнему держал в ладони, перевёл взгляд на Дану. – А-а, ну да.

Догадался – не догадался? Скорее, почувствовал, выбрал самую очевидную причину или увидел – в глазах – то, что она не решалась высказать прямо, кивнул, похоже, соглашаясь с собственными мыслями. И не расстроился, ничуть. Озадаченность на его лице сменилась беззаботным равнодушием, и даже улыбка тронула губы, лёгкая снисходительная улыбка, которую обычно надевают взрослые, разговаривая с обиженными или недовольными детьми.

– Никак не называй. Тебя же не касается. Только меня. И давай так: в следующий раз просто – пройди мимо, представь, что мы незнакомы. И будет лучше, по-любому. Договорились?

Дожидаться ответа он не стал. Да потому что принял бы только один – подтверждение, и не сомневался в нём. Сам придумал, сам решил, а Дана вообще не в счёт. Развернулся, направился… да не важно, куда. Однозначно прочь. От неё.

– Илья! Подожди!

Он демонстративно не слышал, всё так же шёл, не сбавляя шага, не оборачиваясь. Вообще никак не реагируя. Не бежать же следом, не цепляться за руки, за одежду, пытаясь остановить и сказать…

Что? Ну вот что она скажет? Ляпнет со всей прямотой:

«Мне говорили, ты спишь за деньги. С женщинами постарше. И сейчас тебе звонила одна из них. Ведь так? Я знаю, что так. Но зачем это тебе? Неужели нравится? Это же неправильно. Не нормально. Как так можно? У нас же вполне могло получиться. Могло. Я же тоже чувствую, вижу – не только меня влечёт к тебе. Это взаимно, ведь правда? Взаимно. Но я же не могу… с тобой… когда ты…»

А вдруг Дану столь неудержимо и тянет к нему, потому что он именно такой, какой есть?

В понедельник отменили последнюю пару. Хотя девчонки предложили потратить с пользой неожиданно выдавшееся свободным время, то есть завалиться куда-нибудь всей компанией, Вера их идею не оценила и в одиночестве отправилась домой. Ну да, ошибиться в выборе – это для неё дело обычное, пойти против устремления толпы, проявить индивидуальность и гордо угодить в лужу. Вот реально, лучше бы сидела с ними в кафешке и беззаботно трепалась ни о чём, но умные мысли приходят с опозданием, глупым всегда удаётся их обогнать.

Ветер резкими порывами стряхивал с деревьев последние листья, те кружились, падали вниз, под ноги прохожим, чтобы быть затоптанными, смягчали тяжёлые усталые шаги и тихо шептались, видимо, о том, что жизнь – тлен, и скоро зима, холод и снег.

Несмотря на раннее возвращение, дома Вера оказалась не первой. Судя по одежде на вешалке и обуви, Рита была уже здесь, и не одна. С парнем. Видимо, с тем самым тёмненьким, к которому они с Данкой мотались на свидание.

Ну, понятно. Вместо того, чтобы сидеть на занятиях, они тут ловят момент, пока в квартире никого нет, и прочим присутствующим остаётся только надеяться, что влюблённые ограничатся одной комнатой, а не решат испробовать везде и по-всякому. Специально уходить и пережидать где-нибудь Вере совсем не хочется. Обойдутся.

Она нарочно посильнее хлопнула дверью, подала сигнал, что в доме ещё кто-то есть, прошла в туалет, потом на кухню, щёлкнула кнопкой на электрическом чайнике. Тот несколько секунд сдержанно молчал, а потом возмущённо забухтел, всё громче и громче.