То ли холод, исходящий ото льда, подействовал как заморозка, то ли дело было исключительно в Серёже, но больше не хотелось каждую минуту думать о чужом предательстве, и не получалось.

Болезненные воспоминания отодвигались на дальний план. И легко выходило улыбаться, даже смеяться, и ничего особенного не виделось в том, чтобы держаться за заботливо подставленную ладонь, и, случайно – по-честному случайно – неудачно развернувшись и врезавшись в парня, ухватиться за него, прижаться, боясь упасть. А потом просто стоять, уткнувшись в широкое плечо и немножко в шею, ощущая, как крепко тебя держат чьи-то сильные руки, желать, чтобы это ощущение надёжности и умиротворения длилось как можно дольше, дышать терпким волнующим ароматом, который бывает только у разгорячённого человеческого тела. Ведь всё это и должно дарить радость и наслаждение, но никак не разочарование и боль. Поэтому именно сейчас было правильно.

После катка зашли в бар, выпили по коктейлю, поздравили именинника, и только тогда отправились в общагу, а там уже отметили день рождения по полной. И пусть с закусками было очень скромно, это прекрасно компенсировалось вином. От него становилось совсем уж хорошо и расслабленно, и голова немножко кружилась, а мысли теряли определённость. Просто – легко и безмятежно. И весело. Алина же обещала, что станет легко и весело.

Позже сидели, выключив свет, Вера с Серёжей на одной кровати, Алина со своим Колей на другой, обжимались и целовались, жадно и очумело. А ещё позже они остались только вдвоём. Видимо, вторая парочка украдкой смылась в поисках более уединённого места, а Вера этого даже не заметила. Просто вдруг поняла, что кроме них в комнате больше никого нет, и что Серёжа, продолжая целовать, настойчиво давит ей на плечи, заставляя лечь, и она в принципе ничуть не против, а внизу живота растекается и пульсирует будоражащий жар.

Значит, она это делает не со зла, не от отчаяния или из мести. А потому что действительно хочет. Так в чём проблема?

Ей нравится с ним целоваться, и самой целовать его тоже нравится, а уж тем более, когда он целует её. И ласки его нравятся, то мягкие, едва ощутимые, то несдержанно настойчивые, чуть грубоватые. И, кажется, даже не терпится, когда он наконец…

Вера замерла, по спине пробежал холодок, дыхание перехватило. Именно так – словно горсть снега в лицо посреди знойного лета. И стало не по себе.

Нет! Ну, нет! Не может она вот так, с первым встречным. И пусть он ей сразу понравился и даже слишком, хотя знакомы они всего ничего. Но разве этого достаточно? Тем более, помимо одного желания, есть ещё другое и оно гораздо сильнее – отомстить и доказать непонятно что тому, кто не заслуживает даже воспоминаний. Нет, это не повод, совсем не повод.

– Серёж! Подожди! – Вера упёрлась в парня руками, попыталась столкнуть с себя.

– Что? – он уставился изумлённо, вообще ничего не понимая.

Наверное, он даже не уловил смысла её слов, только ощутил внезапное сопротивление.

– Я не хочу. Серёж, извини.

Он не шевельнулся, а Вера толком не могла разобрать значение выражения на его лице и в какой-то момент даже подумала, он не отпустит, и ей, придавленной весом его тела, никуда не деться, не выбраться, и её «не хочу» для него ничего уже не значит. Но Серёжа приподнялся на руках, перекатился на бок, ещё раз спросил:

– Что-то не так? – и добавил: – Ты не беспокойся. У меня презерватив есть.

Вера чуть не задохнулась. От рассудительности и откровенности последних фраз почему-то стало нестерпимо стыдно, захотелось закрыть лицо руками. Она подскочила, соскользнула с кровати.

– Не в этом дело. И всё так. В смысле – не так. Я не знаю, – она путалась в словах, понятия не имея, что следует говорить в таком случае.

Если бы могла, она бы просто подхватила одежду и выбежала из комнаты. Но она же не в квартире, и там не прихожая, а общий на блок тамбур, в котором можно наткнуться на постороннего. А она не до такой степени одета. Поэтому пришлось прямо здесь натягивать кофту и брюки, непрерывно бормоча:

– Ты тут вообще ни при чём. Это я. Просто выпила лишнее. Извини.

А Серёжа по-прежнему полулежал на кровати и по-прежнему мало что понимала.

– Вера.

Ну вот что ему надо? Всё же и так ясно: нет, значит, нет. И она не собирается больше объяснять, оправдываться, изливать душу. Потому что не хочет. А зачем это?

– Я пойду. Пока, – в последний раз глянув на Серёжу, произнесла она и в который раз добавила: – Извини. – А потом торопливо выскочила из комнаты, метнулась по коридору к лестничному пролёту.

Она не будет искать Алину и сообщать, что уходит, да и той явно сейчас ни до чего и у неё нет повода внезапно срываться и убегать. Она-то со своим парнем, в которого влюблена. А «просто секс и ничего кроме» – вовсе не лекарство от несложившихся отношений, от предательства. Для кого как, а лично для Веры это слишком серьёзно и вот так, как могло бы случиться – тоже предательство, но уже самой себя. Потому она и сбежала, и постаралась вычеркнуть из памяти случившееся. К лешему!

И вот теперь, спустя два года, наткнулась в собственной квартире на… него. Парня, с которым когда-то едва ни переспала из мести другому. И он её узнал, он её, конечно, узнал, хотя за такой срок мог бы и забыть.

Лучше бы забыл! И вообще, что это за финт судьбы? К чему эта встреча? Да ещё при подобных обстоятельствах. Наткнуться на того, с кем не получилось, после того как у него всё прекрасно получилось с другой.

Если сейчас он многозначительно воскликнет «Ты?», Вера его просто убьёт. Но Серёжа произнёс другое – ещё хуже! – совсем как тогда повторил за Ритой имя:

– Вера? – чуть вопросительно.

Рита истолковала всё по-своему, решила, то он так вежливо пытается познакомиться, поддакнула:

– Ага, Вера. Данкина сестра. – И тут же добавила: – А это – Серёжа.

– Ясно, – кивнула Вера и наконец-то сдвинулась с места, рванула дальше, к себе в комнату.

И уже не до того было, чтобы упасть на кровать, раскинуться свободно, отрешиться от всего сущего. Отрешишься тут от него, когда оно… вот так… дурацкой ухмылкой мироздания. Хотя…

Вот чего она разволновалось-то? Ну воспоминания, да – воспоминания нахлынули вдруг, проступили чересчур чётко и остро, притащив за собой ещё и то, что хотелось безвозвратно выбросить из жизни. Но ведь это ненадолго. Сейчас Серёжа отвалит, и у него наверняка хватит ума больше не являться сюда. Отыщут с Рябининой другое место, а Вера тут ни при чём.

Да мало ли что случилось когда-то. Да и не случилось вовсе, и не оставило после себя ничего, помимо чувства лёгкого стыда и сожаления.

Наконец-то оказавшись дома, Алла… нет, ничего особенного она не стала делать. Прошла в комнату, даже свет не включила, потому что льющегося в окно электрического сияния улицы оказалось вполне достаточно. Да, собственно, она бы и в темноте неплохо сориентировалась, хотя и въехала в эту квартиру не так давно – просто не было в ней ничего такого, чтобы налететь, врезаться, запнуться.