Моё сердце вяло опускается в желудок, как воздушный шарик, из которого выходит гелий. Если бы я не была такой упрямой идиоткой, я бы давно ушла, но теперь слишком поздно. Я прикована к этому заведению вкладом в сто долларов без учета НДС, и попытать счастья с кем-нибудь из других посетителей было бы просто неловко. Они все только что были свидетелями того, как я подавилась двумя унциями жидкости, ради всего святого.

Позади нас лестницу заливает мягкий свет. Появляются блестящие туфли, и через несколько секунд появляется мужчина в костюме, которому они принадлежат. У него под мышкой стопка папок, и он направляется прямиком к высокомерному мудаку, сидящему рядом со мной. Я смотрю в зеркало бара, как он что-то бормочет на ухо, кладет папки и ждет. Короткий кивок моей бывшей цели, похоже, означает его разрешение уйти.

Итак, он бизнесмен. Причем важный, судя по количеству бумаг, скопившихся перед ним в четверг вечером, и тому факту, что он потратил по меньшей мере двести долларов на выпивку. Он открывает первый файл, изучает документ и достает ручку из нагрудного кармана.

По какой-то причине то, как он проводит большим пальцем по кончику языка, прежде чем перевернуть страницу, делает мою кровь на полградуса горячее.

Господи. Мое сердце может быть холодным, как камень, но я всё ещё женщина. Я прочищаю горло в попытке восстановить внешнее спокойствие и замечаю, как напрягаются его плечи.

Он встречается со мной взглядом в зеркальной стене, как будто точно знает, где меня найти.

— Сколько?

— Я… что?

— Сколько? — он спокойно повторяет. От моего пустого взгляда у него сводит челюсти. — Чтобы ты ушла. Сколько я должен тебе заплатить?

Снова это раздражение, гложущее мою грудь. На этот раз я зла не только на его отвержение, но и на себя тоже. Аферы — это единственное, в чем я хороша.

У меня немного таланта и очень много удачи. Проклятье, раньше я говорила, что могу обмануть человека с завязанными глазами. Вероятно, даже в наручниках. И все же…

И все же, с того момента, как я переступила порог этого бара, я была не в своей тарелке. Может быть, я всё ещё потрясена тем, что произошло в Атлантик-Сити. Или, может быть, это потому, что моя цель симпатичный мужчина, и от него пахнет безразличием.

Но что с того? Я имела дело с худшими. Это моя последняя афера, и будь я проклята, если выйду, задыхаясь и хныкая.

С тихим вздохом мужчина вытаскивает зажим для денег, отрывает несколько купюр и бросает их между нами на барную стойку.

— Это покроет выпивку, которой ты подавилась.

Он возвращается к своему документу. Я смотрю, как его ручка с идеальной точностью выводит длинную сложную подпись.

— Учитывая НДС?

Он делает паузу, борясь с улыбкой, растягивающей уголки его рта. Может быть, это тени и недостаток сна играют со мной злую шутку, но, клянусь, я вижу пару ямочек на щеках. Не поднимая глаз, он вытаскивает еще одну сотню и бросает её в стопку.

Я смотрю на осуждающий взгляд Франклина и сглатываю.

— Плюс чаевые?

На этот раз челюсть мужчины сжимается, но он ничего не говорит. Вместо этого он достает ещё одну купюру и швыряет её на стойку бара. Глухой стук громче, чем я ожидала, и он отдается эхом в моей грудной клетке.

Тишина. Она приправлена знойным джазом и звуком ручки, царапающей бумагу.

— Ты всё ещё здесь, — в конце концов говорит он. — Почему?

Он отбрасывает одну папку в сторону и открывает другую. Снова это облизывание большого пальца, и я понятия не имею, почему это так подпитывает моё воображение.

Я сглатываю комок, застрявший в моем горле, соскальзываю со стула и сокращаю расстояние между нами, останавливаясь в крошечном промежутке между ним и баром. Холодная поверхность целует мою обнаженную спину, когда я прижимаюсь к ней, резко контрастируя с жаром, исходящим от его тела.

Он замирает. Раздувая ноздри, он неохотно встречает мой пристальный взгляд своим. Все следы юмора давно исчезли. Теперь это спокойное зеленое море, и я не могу избавиться от тревожного чувства, что под его поверхностью протекает сильное, опасное течение.

Интересно, скольких женщин он обманом заманил в ловушку.

— Мне не нужны твои деньги, — говорю я, пытаясь, и безуспешно, соответствовать его безразличию. Его прищуренный взгляд опускается на мою руку, следуя за тем, как я провожу ею по поверхности бара к его запястью. — Я хочу твои часы.

Кончик моего пальца касается кожаного ремешка, и искра возбуждения разгорается внизу моего живота.

Несмотря ни на что, мы достигли Второго Акта: Предложения.

— Ты хочешь мои часы, — язвительно повторяет он, как будто, если он повторит мне мои же слова, я пойму, как глупо они звучат. Но я не сдаюсь. Конечно, я могла бы взять несколько стодолларовых купюр на стойке, расплатиться по счету и убежать, но что в этом веселого? Я положила глаз на эти Breitling до того момента, как увидела, кому они принадлежат, и я не уйду без них.

Время удвоить ставки.

Когда я поворачиваюсь лицом к его левой руке, лежащей на стойке бара, ткань его пиджака задевает мое обнаженное плечо, заставляя мою кожу потрескивать, как статическое электричество. Я заставляю себя не обращать на это внимания, наблюдая за ним.

Боже. Жар поднимается по моей шее и заливает лицо. Вблизи его рука выглядит еще больше. Широкое запястье, гладкая загорелая кожа и темные волосы, выбивающиеся из-под ремешка часов. Толстые пальцы сжимают ручку так крепко, что на мгновение я задаюсь вопросом, не притворство ли его хладнокровное, невозмутимое поведение, и не планирует ли он в действительности воткнуть этот Montblanc2 мне в шею.

Я сжимаю пальцы в кулак и убираю его на пару сантиметров.

— Mulliner. Если мне не изменяет память, это часть сотрудничества Breitling с Bentley. У него автоматический парящий турбийон, который бьется более двадцати восьми тысяч раз в час.

Его губы подрагивают. Они пухлые и розовые, с глубоким бантиком купидона, от которого, как назло, у меня текут слюнки.

— Впечатляет. Может быть, ты могла бы устроиться на работу в Breitling, тогда ты сможешь сама платить за выпивку.

Я прислоняюсь спиной к барной стойке, отчасти потому что внезапно почувствовала его запах — коктейль из дорогого одеколона и мяты, и это делает меня намного пьянее, чем я являюсь на самом деле, но также отчасти потому, что я надеюсь, что его взгляд опустится на моё декольте.

Этого