– Где документы?

– Какие?

– На Витуновых. – Неожиданно он почувствовал, что раздражение, которое пытался подавить в себе с самого момента просыпания, берет верх. – Полагаю, ты не забыла, что я не могу толком оценить ситуацию, если лишен информации? Даже той, которую мы, с нашими скудными возможностями, способны отыскать в этом городе… Угнетать меня, ругать за лишний выпитый стакан «напарница» умеет. А вот выполнять свою работу, за которую действительно пока не заплачено, но которая от этого не остановилась на месте…

Вика вышла из кухни, сделав огонь под ковшиком поменьше, щелкнула ящиком его стола, вернулась и плюхнула перед ним здоровенную папку, в которой было подшито несколько листков бумаги.

– Все было готово еще вчера. Если бы ты думал о деле, а не о выпивке, то обнаружил бы документы в правом ящике письменного стола. Конечно, следовало оставить их на столе, но ты сам ругаешься, когда там лежит что-то кроме твоих книг. – Она подумала и добавила, уже не так сердито: – И бутылок. Но это уж не моя забота.

Стерх посмотрел на нее искоса. Поместил перед собой папку, раскрыл. Автоматически, как будто так и должно быть, получил первое яйцо, вставленное в пластмассовый стаканчик, разбил, отрезал хлеб, обжигаясь и почти наслаждаясь, стал есть. И читать. Глупо все выходило, уж он-то знал, что Вика никогда не забывает о том, что должна сделать. И что у нее было время, почти вся вторая половина вчерашнего дня. И потому она могла просчитать, что он потребует эту информацию с утра, с больной головой, в раздражении. Нет, ругаться явно не стоило. Он тряхнул головой, и попробовал понять, что читает.

Документы были получены, скорее всего, двумя путями. Из районного отделения налоговой полиции, где у Вики работала давняя подружка, и из экономического отдела газеты «Метрополис», на которую Стерх дважды работал, и довольно удачно. В эту газету Стерх едва не перешел на постоянную службу, потому что им требовалась оперативная помощь в журналистских расследованиях. Как он подозревал, они не потеряли надежду, что он образумится, и потому старались поддерживать хорошие отношения. Стерх рассчитывал, что это заблуждение продлится у них еще не один год.

Именно на листочке с логотипом «Метрополиса», полученном по факсу, Стерх вычитал что Витунов-старший, разбогатев на централизованных, и для России отнюдь не дешевых поставках одежды «секонд-хенд», в последнее время вдруг увлекся провинциальными рынками. И для полноценного контроля за своей империей стал вкладывать деньги в специализированные магазины, иногда проводя ремонты и расплачиваясь с местными заправилами – читай, рэкетирами – с необъяснимым размахом. Таких магазинов в областных городах Витунов открыл шестнадцать, и еще с полсотни прилавков в районных центрах. А там, куда завоз его товаров был затруднен, например, на Украину и в Казахстан, приобрел неустановленное количество местных фирм, которые лишь по виду оставались под контролем прежних торгашей, а на деле уже давно управлялись из Москвы. Из документов, полученных от налогового управления, следовало, что казахские филиалы работали почти бездоходно, главным образом потому, что там, по-видимому, возникли свои рынки китайских товаров, более дешевых, чем покупаемые в Европе Витуновым. Из третьего листка, тоже полученного от налоговиков, Стерх понял, что последний год Витуновская корпорация пыталась наладить торговлю по каталогам для чуть более состоятельной части населения, но понесла серьезные потери, потому что народ в России не очень-то верил в торговлю по подписке, когда товар нужно получать позже оплаты. Четвертый листок давал представление о том, что Митяша чуть было не окончил заочный факультет Института легкой промышленности, но был исключен за академическую неуспеваемость, и должен был загреметь в армию, но каким-то образом был признан белобилетником, с отсрочкой на три года. Не возникало сомнения, что Витунову-отцу этот… диагноз обошелся в кругленькую сумму, но особого криминала в этом Стерх не видел.

Он обнаружил, что сидит, уставившись в прочитанные бумаги, прожевав яйца в смятку с хлебом, и даже заглотив вторую кружку кофе, не разбирая вкуса. Потому что в его сознании все яснее проступала идея, что Витунов находился на пороге банкротства. Без какого-нибудь экстраординарного шага, или вернее, без немедленной финансовой поддержки, он мог считаться «спеченным». Даже если бы он обратился к банкам, те вполне могли принять «участие» в его положении, выделили бы кредиты, но… под такие проценты, что уже через несколько месяцев вся построенная Витуновым торговая система сменила бы владельца. Следовательно, оставался один поляк, причем не от хорошей жизни. Но ведь он-то не лопух, не дурачок, которого можно заманить исключительно на Витуновского сынка как мужа для дочери… И все-таки, он на что-то клюнул, что-то в построенной системе магазинов, или во всех этих бесчисленных прилавках, или хотя бы в торговле по каталогам ему понравилось… Вот только что? И еще следовало оценить – не было ли во всем этом какого-то другого, неявного смысла, который Стерх пока не постиг?

Он сосредоточился, закрыл глаза, откинулся назад, уперся спиной в холодильник, представил себе фигуру Витунова-старшего, рядом пририсовал поляка. Как его там? Да, пан Шагерински. В возникшей картине что-то было не так, что-то не играло, как говорят те же поляки. Словно бы даже не Витунов, а Шагерински занимал подчиненное положение, словно бы именно поляк был просящей стороной… Но все могло измениться. Если возникнет скандал, если станет известно о слишком далеко зашедших отношениях Митяши с Нюрой, если станет известно о шаткости всей выстроенной Витуновым корпорации.

Да, что возникнет тогда? Возможно, на первый план выдвинется Прорвич-старший, принявший на себя пока неясно какую роль? Может, перебьет цену, которую затребовал за свою дочь пан Шагерински? Или удовольствуется тем, что разделит недостроенные магазины Витунова, и забудет о поляке, как о прошлогоднем снеговике?

Внезапно Вика положила ему руку на плечо. Он открыл глаза. Она стояла, улыбаясь, кажется, впервые за все утро.

– Фирма набирает обороты, шеф. Новое дело. Звонит какой-то архитектор из Воронежа, у него исчезла невеста… Нет, не пропала без вести, а смылась, не объяснив причину разрыва. Он проследил ее путь сюда, в Москву и хочет продолжить расследование.

– На что-то еще надеется? – спросил Стерх, неожиданно радуясь Викиной улыбке. Потом стал подниматься. – Нет, для этого архитектора у нас нет времени.

– Но это может быть не менее выгодно, чем работа у Прорвичей, если все провернуть быстро… – зачастила Вика.

– Успокойся, – попытался притормозить ее Стерх. – Если мы договоримся с Прорвичами, то… Нет, я определенно не знаю, что мы можем для него сделать.

Вика повернулась на каблуках, протопала в комнату и уже оттуда Стерх услышал ее звонкий голос:

– Алло, вы еще у телефона?.. Рада сообщить, что господин Стерх заинтересовался вашим предложением. Сейчас мы не сможем вас принять, но если вы перезвоните вечером, или оставите ваш адрес и телефон, мы договоримся о встрече.

Потом в квартире стало тихо, на долгих-долгих четверть минуты. Потом Вика положила трубку на рычаг и вернулась к нему с прежней улыбкой. Она стала, пожалуй, немного шире. И в глазах за очками прыгали чертики.