Рис. 3. Профили представителей высше-среднего класса (слева) и простого работяги-прола (справа) (по Моллою)

Едва ли есть основания сомневаться, что такие учителя, как Моллой – или Майкл Корда, автор книги «Успех! Как его достичь каждому мужчине и каждой женщине»17, – могут научить всех желающих имитировать облик и поведение высше-среднего класса. Однако гораздо меньше уверенности в том, что они когда-либо смогут научить всему тому, что сопутствует такой манере держаться и, видимо, порождает ее – характерное для высше-среднего класса чувство расслабленности, ощущение игры и, в определенной степени, иронического отношения к миру. В любом другом классе мы без труда представим себе людей, подбирающих эвфемизмы в желании сказать «давай перепихнемся». И без труда представим себе представителя любого другого класса, витиевато приглашающего сыграть в «спрячь колбаску» [let’s hide the salami]. Но вряд ли можно представить, что кто-то, не принадлежащий к высше-среднему классу, вдруг скажет – как это зафиксировано в «Справочнике по стилю преппи»18 – «давай поиграем в прятки салями» [let’s play hide the salami], да еще и вдохновенно сократит «салями» до «салям» – подобно тому, как он сокращает «Кровавую Мэри» до простой «Кровавой», а джин с тоником до «джейти» (G & T’s). Для высше-среднего класса все это игра (фактически «игра в жизнь») – отсюда естественным образом вытекают такие легкомысленные увлечения, как гольф, теннис и яхты. Ну кто откажется быть частью этого класса – такого свободного, защищенного и веселого?

Прежде чем мы спустимся ступенькой ниже и отдалимся от трех высших классов, мы должны еще немного задержаться и задуматься о важности географического места, когда мы даем им (классам) определение. Представители среднего класса и пролетарии19 (prole classe) скорее всего окажутся в заблуждении, воображая, будто место не слишком связано с классом и что к высшим классам можно принадлежать где угодно. Трудно представить себе заблуждение более грубое.

В США наберутся десятки тысяч мест, достаточно величественных, чтобы заслужить собственный почтовый индекс. Обладая определенным знанием и тонким вкусом, можно расположить их все в порядке классовой иерархии – от Гросс-Пойнт и Уотч-хилл до низов вроде Нидлз и Пайксвилль20. Наилучшие в социальном отношении места, пожалуй, будут сосредоточены там, где долгое время заправляли финансово благоразумные англосаксы – например, Ньюпорт (Род-Айленд), Хаддам (Коннектикут) или Бар-Хар бор (Мэн). Лос-Анджелес получит низкий статус – и не столько за свою уродливость и банальность, сколько за то, что он так долго принадлежал испанцам. По этой же причине Сент-Луис опережает техасский Сан-Антонио.

Невозможно сказать с точностью, что же относит место к определенному классу, придает ему черты этого класса. Полвека назад Г. Менкен в издании «Американская ртуть»21 попытался разработать надежный ориентир, предложив сотню «социальных индикаторов» – таких как численность жителей, упомянутых в справочнике «Кто есть кто», или выписывающих журнал «The Atlantic», или расходующих много бензина. Наверное, сегодня высокий ранг получило бы место, население которого не особенно выросло со времен исследования Менкена. По крайней мере мы можем ввести такой критерий, исходя из того факта, что после 1940 года население Майами, этого кошмарного места, выросло со 172 тыс. до 343 тыс. человек, население Феникса – с 65 тыс. до 683 тыс., а население Сан-Диего – с 200 тыс. до 840 тыс. человек. Другим признаком классовой благонадежности и желанности может быть отсутствие площадок для боулинга. Упоминаю это потому, что Ричард Бойер и Дэвид Саваго в своем справочнике «Альманах рейтинга городов»22 обнаружили, что перечисленные ниже городишки предлагают наилучший доступ к боулинговым дорожкам – и мы просто не можем не отметить, какие же удручающе жалкие это места:

Как я только что показал, пожалуй, легче сказать, что делает место социально непривлекательным, нежели объяснить, что делает его желанным. Еще один способ оценить степень непривлекательности места – это измерить, насколько тесно оно ассоциируется с религиозным фундаментализмом. Акрон, штат Огайо (по всем прочим критериям – сущая свалка, иначе не скажешь) навеки прославился как родина евангелиста Рекса Эммануила Гумбарда, так же как Гринвилль в Южной Каролине известен тем, что здесь расположен Евангелический университет Боба Джонса, а Уитон, штат Иллинойс, ассоциируется с протестантским Уитонским колледжем, взрастившим великого Билли Грэма. Как калифорнийский Гарден-гроув – обиталище преподобного Роберта Шуллера, знаменитого своей механической улыбкой и Хрустальным собором. Может ли представитель высшего класса жить в Линчбурге, штат Вирджиния? Едва ли, поскольку отсюда транслируются радиопроповеди Джерри Фалуэлла, здесь стоит его церковь и именно здешний адрес указывается на добровольных пожертвованиях. Да, пожалуй, общий принцип таков: человек из высшего класса не может жить в месте, которое ассоциируется с религиозным пророчеством или чудом – как Мекка, Вифлеем, Фатима, Лурд или Солт-Лейк-Сити. Примечательно, что самые окультуренные места – Лондон, Париж, Антиб и даже Нью-Йорк – успешно проходят этот тест, хотя, если подходить с самой жесткой меркой, на Рим брошена тень. И все же он выше классом, чем, например, Иерусалим.