Молодые представители среднего класса пытаются отделиться от старого ствола. Если вас интересует, кто же читает книжки Джона Моллоя, надеясь прорваться в высше-средний класс, заучив заветные формулы и правила, то вот вам ответ. Особенно часто их можно встретить в самолете: очередной корпоративный тренинг плюсуют к своему резюме, и скорей на следующий. Их сорочки безупречно белы, костюмы – вусмерть темны, галстуки вроде тех, что носят в похоронных бюро, а волосы подстрижены на манер 1950-х. Они рассуждают о «конечных итогах», а вместо «нет» любят говорить «ни в коем разе». Их шеи часто кажутся коротковатыми, а глаза слишком уж бегают, причем не столько сверху вниз, сколько слева направо. Они вступают во взрослую жизнь в статусе корпоративных стажеров, а после сорока пяти лет преданной службы покидают корпорацию, гадая, неужели это конец.

На этом мы оставим великий средний класс, к которому – если безмятежно довериться представлениям людей о собственном статусе – принадлежит почти 80% нашего населения. Спускаясь ниже, мы должны были бы перейти к низше-среднему классу. Но его больше нет – инфляция 1960-х и 1970-х разорила его и трансформировала в высше-пролетарский класс. В чем различие? Еще меньше свободы и самоуважения. Наш бывший низше-средний класс, новая верхушка работяг-пролетариев, сегодня возглавляет «народные массы» – и все равно в нем без труда узнаешь людей, которыми можно манипулировать. Они рабы всего, что может порабощать, – денежной политики, надувательской рекламы, повальных увлечений и массовых иллюзий, массовой же культуры и потребительского барахла. В 1940-х годах в этой стране еще был настоящий низше-средний класс. Хорошее среднее образование и тяга «копить», «планировать» помогали ему удерживать свои позиции – пусть и не слишком прочные, – не сползая в рабочий класс. В то время, пишет Миллс,

Результатом стало их социальное разложение. Эти бывшие «белые воротнички» низшего звена сегодня выполняют роль просто рабочих машин, и жены, как правило, работают наравне с мужьями.

По тому, какого рода работу они выполняют и какие беспокойства одолевают их в результате этой работы, пролов можно разделить на три слоя. К верхнему слою относятся квалифицированные рабочие, мастера – например, типографщики. В среднем слое операторы – как, скажем, водитель автобуса Ральф Крамден28. В нижнем слое неквалифицированные рабочие – например, портовые грузчики. Пролетарии, принадлежащие к верхнему слою, страшатся потерять свой статус – полностью или хотя бы частично: ведь вы так горды, что стали старшим плотником, и хотите, чтобы весь мир четко понимал разницу между вами и простым рабочим. Пролетарии из среднего слоя больше всего боятся потерять работу. Нижний же слой терзаем страхом так и не научиться зарабатывать достаточно или же не суметь обрести свободу, которая позволяет делать то, что хочется.

Тип труда, каким заняты «пролетарии высшего разряда» – например, ассенизатор в большом городе, – недвусмысленно нашептывает им: «вы настоящие профессионалы». Один почтальон так описывал Стадсу Теркелу, почему он любит свою работу: «Они всегда говорят: Вон идет почтальон… Я чувствую, это одна из самых уважаемых профессий во всей стране». Женщины этого слоя, работающие сиделками, никогда не устают рассказывать о своем профессионализме; так же держатся и их дочери, становясь стюардессами (одна из самых популярных профессий среди представителей высшего слоя пролетариата). Или взять армию: хотя офицеры – поскольку они трепещут перед старшим по званию – наверное, в большей степени относятся к среднему классу, чем к высшему слою пролетариата, незаметно спускаются по иерархической лесенке вниз – тем ниже, чем более активно они настаивают на своем «профессионализме» (а после поражения во Вьетнаме и возникшего вслед за тем беспокойства относительно их социального положения эта настойчивость стала скорее механической). Супруга военного говорит: «Рассуждая о профессионалах, некоторые любят приводить в пример врачей, юристов и т.д. Да все офицеры – профессионалы». И следом примечательный сбой логики: «Ну кто ж может быть более профессионален, чем мужчина, который всю жизнь посвятил защите своей страны?».

Одним из способов определить, принадлежит ли человек к среднему классу или же к высшему слою пролетариата, – это испытать принцип: чем больше отличается рабочая одежда человека от его повседневной одежды, тем ниже он стоит на социальной лестнице. Подумайте при этом не только о чернорабочих или «синих воротничках» вообще, а о швейцарах и посыльных, фермерах, кондукторах, машинистах, пожарных. Один из них однажды посетовал: «Хотел бы я быть юристом. Черт, нет, лучше доктором. Но я бы не смог, тут мозги надо иметь».

Однако представители высшего слоя пролетариев очень даже мозговиты или, по крайней мере, прозорливы. Поскольку частенько за их работой никто пристально не наблюдает, они испытывают гордость и убеждены в своей автономности – поглядывая свысока на тех, кто не сумел так успешно продвинуться. Их в самом деле можно назвать «аристократией синих воротничков», как это предложил социолог Э. ЛеМастерс в одноименной книге29; их презрение к среднему классу сродни презрению аристократов, взирающих на него с другого конца. Один пролетарий так говорил: «Если мой мальчик хочет носить этот проклятый галстук всю свою жизнь и кланяться какой-нибудь шишке-начальнику, это его право. Но, клянусь богом, у него должно быть и право честно зарабатывать на жизнь своими руками, если он того пожелает». Как и прочие аристократы, пишет ЛеМастерс, аристократы от пролетариев «достигли вершины своего социального мира, им нет нужды тратить время и силы на “социальные восхождения”». Они аристократичны и в других своих проявлениях – таких как страсть к азартным играм или охоте на оленя. Оленьи рога, украшающие их обиталище, делают его похожим на охотничьи сторожки шотландских пэров. По наблюдению Ортеги-и-Гассета, принадлежащий к высшему слою пролетарий похож на аристократа еще и «своей склонностью превращать спорт и охоту в главное занятие всей жизни», а также не слишком романтическим отношением к дамам.

Поскольку их не мучают тревоги относительно выбора правильных статусных символов, эти люди могут держаться на удивление расслабленно и уверенно. Они могут говорить, делать, надевать и носить практически все, что захотят, не испытывая при этом уколов совести; подобный стыд – удел среднего класса, счастливцев, стоящих в иерархии ступенькой выше, стыд – большей частью чувство буржуазное. Как отмечает Джилли Купер, пророком среднего класса надо считать Джона Кальвина, а пророком пролетариата – Карла Маркса (хотя большинство представителей среднего класса и пролетариата об этом и не догадываются).