Куда более неуютная гипотеза заключалась в том, что убийца Анны продолжал жить среди добропорядочных граждан как волк в овечьей шкуре. Молли и другие начали питать подозрения в отношении бывшего мужа Анны, Оды Брауна. Тот именовал себя бизнесменом, но большую часть времени проводил в кутежах. Задним числом его скорбь на похоронах выглядела чересчур театральной. В своих заметках следователь писал: «Это настоящее горе или, может статься… для отвода глаз?»[62] Когда они развелись, Анна исключила его из числа наследников, оставив практически все свое состояние Лиззи. После похорон Браун нанял адвоката и безуспешно пытался оспорить завещание. Следователь пришел к выводу, что Браун «ничего хорошего собой не представляет и способен на все ради денег»[63].

Через несколько недель после похорон некто, арестованный в Канзасе за подделку чека, написал шерифу Фрису, что у него есть информация об убийстве Анны. «Достопочтенный сэр[64], — писал он, — я надеюсь оказать вам определенную помощь». Однако не раскрыл того, что знал, и шериф, получив письмо, отправился в дорогу, как говорилось в газете, на «быстром автомобиле». Прознавший о потенциальном прорыве в расследовании Хэйл тоже бросился в тюрьму. На допросе суетливый 28-летний аферист утверждал, что Браун заплатил ему за убийство Анны 8000 долларов. Он рассказал, как выстрелил ей в голову, а потом на руках отнес тело к ручью.

Вскоре после этого признания отряд полиции схватил Брауна, когда тот приехал в Похаску по делам. Газета «Похаска дейли кэпитал» вышла с сенсационным заголовком: «УБИЙЦА АННЫ БРАУН ПРИЗНАЛСЯ»[65]. И ниже: «Арестован также бывший муж убитой, Ода Браун». Молли и ее семья были раздавлены вестью о том, что в убийстве Анны повинен Ода. Единственным утешением им могла служить лишь мысль об ожидавшем его справедливом возмездии — петле или электрическом стуле. Однако через несколько дней власти были вынуждены признать, что у них нет никаких подтверждающих признание афериста доказательств — ни его присутствия на момент убийства в округе Осейдж, ни того, что бывший муж жертвы с ним когда-либо связывался. Властям ничего не оставалось, кроме как освободить Брауна.

— Болтовни много[66], — сказал шериф. — Но нам нужны доказательства, а не болтовня.

Подобно многим должностным лицам, своим избранием прокурор округа был как минимум частично обязан Хэйлу. Когда прокурор баллотировался впервые и советники сообщили ему о необходимости заручиться поддержкой могущественного скотопромышленника, он несколько раз ездил на ранчо. Однако никак не мог застать хозяина, пока один из надсмотрщиков в конце концов не сказал:

— Если хотите встретить Билла Хэйла[67], вам придется приехать рано. Я имею в виду — чертовски рано.

Тогда прокурор пригнал свой «Форд Т» на ранчо в три часа ночи и улегся спать в машине. Вскоре он вздрогнул, разбуженный резким стуком в стекло, и увидел рассерженного мужчину, требовавшего объяснить вторжение в его владения. Это был Уильям Хэйл. Прокурор объяснил, зачем приехал, и Хэйл вспомнил его родителей, которые однажды приютили ковбоя во время снежной бури. Он обещал оказать помощь в предвыборной кампании. Один из советников заметил, что Хэйл «никогда не лгал[68], и если обещал что-то сделать, то сделает». В день выборов прокурор победил на всех участках в той части округа.

Хэйл продолжал поддерживать хорошие отношения с прокурором и обсуждал убийство Анны с ним и другими чиновниками. В конце концов было решено еще раз поискать пулю, ускользнувшую от следователей при вскрытии Анны. Было получено судебное постановление на эксгумацию. Мрачную задачу поручили Скотту Мэтису, другу Хэйла и Молли, владельцу «Биг Хилл Трейдинг Компани», и тот с гробовщиком и могильщиком отправился на кладбище. На участке Анны едва успела вырасти трава. Мужчины принялись копать твердую землю, залезли в яму и, подняв некогда белый, а теперь почерневший от грязи гроб, сорвали крышку. Воздух наполнился ужасающим смрадом самой смерти.

На кладбище явились производившие первое вскрытие братья Шоун и возобновили поиск пули. На сей раз они натянули перчатки и мясницким ножом порубили мозг Анны буквально «на фарш»[69], как выразился потом шокированный гробовщик. Однако и это ничего не дало. Пуля как будто испарилась.

К июлю 1921 года мировой судья прекратил расследование с формулировкой, что смерть Анны Браун наступила от «руки неустановленного лица»[70], — точно такой же, как и в деле Уайтхорна. Те скудные доказательства, которые удалось собрать, судья запер в своем кабинете на случай появления дополнительной информации.

В это же самое время Лиззи — некогда такая же энергичная и решительная, как Молли — окончательно разболелась. Казалось, с каждым днем она таяла, словно ее изнуряла та же страшная болезнь, которая свела в могилу Минни.

В отчаянии Молли обращалась и к индейским знахарям, возносившим молитвы кроваво-красному рассветному небу, и к братьям Шоун, новому поколению целителей, носившим свои зелья в черных чемоданчиках. Ничего не помогало. Молли дежурила у постели матери. Не в силах вылечить, Молли кормила ее, расчесывала, убирая длинные красивые седые волосы с лица — морщинистого и выразительного, не утратившего своей притягательной силы. Старая индианка оставалась одной из последних, в ком была жива связь с древним образом жизни племени.

В один из июльских дней, спустя меньше двух месяцев после убийства Анны, Лиззи скончалась. Молли ничего не могла поделать. Дух Лиззи призвали к себе Господь и Спаситель Иисус Христос и Великая Тайна Ва-Кон-Та. Молли была раздавлена горем. Как в заупокойной молитве осейджей:

Зять Молли, Билл Смит, одним из первых заподозрил неладное в смерти Лиззи, наступившей почти сразу после убийства Анны и Уайтхорна. Глубоко разочарованный официальным расследованием, Билл с его бульдожьей хваткой взялся за дело сам. Его, как и Молли, поразила странная неопределенность болезни Лиззи: ни один врач так и не поставил диагноз. Фактически никто не установил причину ее смерти. Чем глубже Билл копал, консультируясь с врачами и местными следователями, тем больше убеждался, что смерть Лиззи была ужасающе противоестественной — ее отравили. Он не сомневался, что все три убийства как-то связаны с таящимися в недрах земли осейджей запасами «черного золота».