мне как никогда требовались ее поддержка и тепло. – Я заснула в одной из комнат, не хотела, чтобы меня беспокоили. Зато я смогла отдохнуть.

– Отдохнуть! – изумилась мисс Энке. – Да ты выглядишь так, будто всю ночь шаталась по лесу!.. Да-да, не думай, что твои выходки оставались незамеченными все эти годы. Кто, как ты думаешь, стирал твои лохмотья и прикрывал тебя перед отцом?.. Но сейчас это уже неважно. Наши несчастья не заканчиваются, дитя мое. Разведчики видели солдат Контуары, они в паре дней пути отсюда. Ансельм скрылся сразу после церемонии, и, похоже, он настроен решительно. Нам всем предстоит тяжелое испытание, и слава богу, что ты теперь здесь, а не в лесу, где могут быть их люди.

Внутри меня что-то оборвалось, голова закружилась, и я, оставив объятия мисс Энке, опустилась на стул.

– Но каким образом они проделали такой путь незамеченными?

– Войска, охраняющие северные границы, предали нас и перешли под знамя нашего врага, Одри. Предать, и в такое время… Беды так и сыплются на наши головы.

Мисс Энке сложила руки в молитвенном жесте: она, как и я, понимала, что с армией Контуары, вобравшей в себя наших людей с севера, дворцовой страже не справиться.

Я словно падала в пропасть, и падение все не кончалось… Однако, как и предсказывал Эдвин, я возблагодарила богов, что у меня была надежда на его помощь. Если он не вмешается, у нас не будет ни единого шанса выдержать осаду.

* * *

Время шло медленно, день тянулся словно неделя. Каждые шесть часов разведчики приносили одну и ту же весть: враг приближается.

Во дворце начали готовиться к осаде, за стенами собирались жители окрестных деревень, сортировалась и отправлялась на хранение вся провизия, которую удавалось привезти в замок. Все, кто мог сражаться, готовились к битве.

Томасу выделили новую одежду и кольчугу со шлемом и перчатками. Он настоял на том, чтобы быть моим телохранителем, и никто не стал ему возражать. Я только обрадовалась тому, что теперь возле меня всегда находился верный друг. Решала ли я вопросы обустройства дворца на время осады, сидела ли на советах или переводила дух в своей комнате, – он был рядом, готовый поддержать меня словом или делом, и это придавало мне сил.

Об Эдвине мы не слышали, лишь изредка я замечала ворон, деловито сидящих на карнизах моих окон. Были то просто птицы или слуги колдуна, я не знала, – для меня это не имело значения. Я больше ничего не могла хотеть, не осталось ни желаний, ни единой мечты: я не знала, буду ли жива через неделю, будет ли здоров мой отец, будет ли цел дом, или же… или через неделю в руках врага окажусь и я, и весь мой мир.

Думать об этом было невыносимо, но я заставляла себя: как принцесса и наследница, я должна приготовиться принимать тяжелые решения. Хоть и в мыслях, но я должна пережить самые худшие варианты развития событий.

Скольким людям мы дадим погибнуть прежде, чем придется сдаться? Если отец не сможет командовать армией, должна ли я признать поражение или сама повести наших воинов? Если Ансельм войдет во дворец, должна ли я мирно встретить его, или погибнуть, защищая свой дом? Если останусь жива, должна ли я выйти замуж за захватчика, чтобы заботиться о своем народе, или достойнее будет умереть, не сдавшись на милость Контуары?

Я хотела рыдать, бить себя в грудь руками при этих мыслях, но не могла проронить ни слезинки, внешнее спокойствие поражало меня саму – все чувства словно присыпало толстым слоем земли.

Воспоминания о недавних днях, прогулках в лесу и уроках мисс Энке стали далекими и блеклыми, и иногда мне казалось, что я всегда жила так: в замке, который готовится к осаде, среди мальчишек, тщетно пытающихся удержать выданные им мечи, среди плачущих женщин и напуганных детей.

Присутствие Томаса, сила его духа и неиссякаемая доброта придавали мне решимости идти дальше и выполнять свои обязанности.

– Разведчики донесли, что их около десяти тысяч, – сказала я ему, когда мы ужинали в моей комнате. Часы уже пробили полночь, а мы впервые с самого утра смогли поесть. – В замке лишь три тысячи мужчин, и большая их часть – это фермеры и мальчишки.

– Фермеры и мальчишки, которые встанут на защиту своих семей и своих матерей. Они будут намного сильнее своих противников, взявшихся за мечи ради денег, – сказал Томас. – Да, нас немного, но нас охраняют стены и ров. Главное суметь продержаться до того, как придет помощь с юга. А это мы сумеем, Одри. – Он ободряюще улыбнулся. – Ты самая храбрая девушка из всех, кого я знаю.

– Спасибо, Томас, – искренне поблагодарила я. Рука потянулась было к его плечу, он не дрогнул, но я вовремя осеклась. Проклятие. – Если бы не ты, мне бы не хватило мужества выдержать все это.

* * *

На пятый день еще до семи утра разведчики доложили, что армия Ансельма подходит к замку. Тем же днем контуарцы выдвинули свои требования, передав их через гонца, – отец должен отдать меня и королевство Ансельму, либо они атакуют. Отец, собравший все свои силы, сам вышел на стену и дал отрицательный ответ, и тогда враги разбили лагерь.

На шестой день началась осада.

Одеваясь с утра, я надела поверх платья кольчугу, а на пояс повесила короткую рапиру, словно это была самая обычная вещь для принцессы. Глядя на себя в зеркало, я видела чужое осунувшееся лицо, потухшие глаза, и лишь волосы по-прежнему отливали рыжиной, – слабое напоминание о той девушке, которой я была всего несколько дней назад.

Ранняя коронация, предстоящее замужество, переживания о том, что не погулять мне больше в лесу, – теперь это казалось ерундой, я с трудом понимала, как вообще могла волноваться из-за этого. Прошлых тревог больше не осталось, все мое существо обратилось в страх перед тем, что предстояло мне и всем собравшимся во дворце. Я была ходячим ожиданием казни.

Смотрясь в зеркало, я хотела отыскать в себе хоть какую-то искру, способную дать надежду и молчаливое обещание, что все будет хорошо.

Вдруг я поняла, что должна сделать. Я развернулась, подошла к шкафу и достала оттуда шкатулку, в которой хранилось несколько маминых украшений и одно мое. Я осторожно подцепила торчащий из драгоценностей шнурок и вытянула наружу подвеску с лабрадором, это было то самое сокровище из детства. До сих пор мне ни разу не приходило в голову надеть ее, но теперь я почувствовала, что время настало.

Томас уже