— Завтрак, ребята, — объявил он, и Джил вдруг вспомнила, что ничего не ела с половины шестого утра, не считая черствой булочки в баре отеля. — Живее! — подгонял Эбо. — Налегайте, если хотите позавтракать! Сэм, Мэтью! Гребите, парни, — или вы не прочь, чтобы я умер от голода прямо здесь?

Появление первых признаков опасности ознаменовалось тем, что Сэм в пятый раз пожаловался на жару. Гиды готовили завтрак в тени, а путешественники слонялись на солнцепеке, не зная, чем заняться.

— Ты же слышал, что я сказал, — заметил Джей-Ти, когда Сэм стянул со стола авокадо. — Если тебе жарко — ты сам виноват. Иди окунись. Только не снимай спасательный жилет.

— Я пойду купаться! — крикнул Сэм отцу.

— Не заходи слишком глубоко… Как по-твоему, ничего страшного? — спросил Марк у жены.

— Если гид разрешил, значит, можно, — ответила Джил.

Сэм зашел в воду по пояс, долго визжал и подпрыгивал и наконец нырнул — но лишь на секунду. На берегу воцарилась тишина — а потом мальчик с воплем выскочил на поверхность. На шатающихся по берегу эти всплески и восторженные визги произвели столь сильное впечатление, что вскоре все принялись окунаться, к большому удовольствию гидов. Все было бы хорошо, если бы Сэму при выходе из воды не заполз между пальцами огненный муравей. Мальчик сначала с воем бросился наземь, потом скинул сандалию и швырнул в реку, и ее немедленно унесло течением.

Джей-Ти рванулся к кромке воды, но сандалия уже исчезла.

Джил злилась, потому что это были новенькие сандалии. Марк злился, потому что не проявил надлежащую предусмотрительность. Мэтью злился, потому что все внимание было обращено на брата, катавшегося по песку точно в агонии и дрыгавшего ногами. Столпившиеся вокруг него никак не могли понять, куда же именно его укусил муравей. Джей-Ти решил смазать укус нашатырным спиртом, к счастью, имевшимся в аптечке.

— Кажется, здесь, — сказала Джил, хватая мальчика за ногу. — Сэм, успокойся!

Джей-Ти приложил ватный тампон к месту укуса. Сэм взвыл и начал лягаться.

— Господи, Сэм… — попытался успокоить его Марк.

— Еще смажьте, пожалуйста, — попросила Джил.

Туристы стояли вокруг и глазели.

— Однажды в Африке меня укусил огненный муравей, — поежившись, заметил Митчелл. — Очень неприятно.

Мэтью копался в песке и ворчал, что это всего-навсего муравей и ничего страшного не случилось.

— Окуни ногу в воду, сынок, — посоветовал Джей-Ти.

— Я замерз, — пожаловался тот.

Мэтью тут же не преминул заметить, что в каньоне не меньше пятидесяти градусов.

— Только ногу. Ну же. — Джей-Ти помог мальчику встать.

Сэм с мученическим выражением лица подковылял к воде, окунул ногу и скривился. Марк наблюдал за ним, отрешенно скрестив руки на груди.

— Надеюсь, ты взяла запасную пару сандалий? — резонерски осведомился он, обратившись к жене.

— Только шлепанцы.

— И ничего понадежнее?

— Нет.

— Черт возьми!.. У мальчишки нет никакого чувства ответственности.

— Марк, ему всего двенадцать.

— Когда мне было двенадцать, я уже работал.

Джил отошла. Трудовая деятельность Марка в столь нежном возрасте заключалась в том, что он в течение пяти минут по утрам сгребал листья в соседском саду. К счастью, прежде чем жена успела ему напомнить об этом, Эбо и Дикси громогласно объявили, что завтрак готов. Словно очнувшись, все побрели в тень, где их ожидало обильное застолье: хлеб, ветчина, индейка, разнообразные сыры, помидоры, сладкий лук, авокадо, огурцы, пикули, острый перец, арахисовое масло и мармелад, ломтики дыни и арбуза, шоколадное печенье, орехи, сладости. Сначала многие отнеслись к предложению перекусить без особого энтузиазма, полагая, что на такой жаре есть не захочется, но, подойдя к накрытой поляне, путешественники тут же ощутили зверский аппетит и принялись сооружать гигантские бутерброды, запихивая меж двух ломтей хлеба все, что только можно. Сьюзен смело сочетала чилийский перец с арахисовым маслом; Эми сотворила диетический сандвич с индейкой, приправив его салатом; Митчелл полными ложками уписывал варенье прямо из банки; мальчики деловито рассовывали по карманам конфеты, ну а Питер, разумеется, налегал на арбуз — в той мере, насколько это было возможно, чтобы не показаться обжорой.

Тем временем река текла сама по себе — быстрая, неизменная и вечно живая.

За завтраком Сьюзен Ван Дорен была страшно обеспокоена тем, что окружающие глазеют на ее дочь, и уже была готова учинить небольшой скандал. Никто из них никогда не набирал вес? Не видел толстяков? Не замечал, как ползет вверх стрелка весов вне зависимости от того, что ты ешь?!

«Разуй глаза, Сьюзен, — говорила в ней Мать-Ехидна. — Согласись: твоя дочь толстая, потому что она ест как лошадь. Она ест как лошадь, потому что ты помешана на собственном весе. Ты сидишь на диете и каждое утро взвешиваешься. В течение семнадцати лет ты заражала ее собственным безумием. Теперь полюбуйся на эти двести пятьдесят фунтов материнских ошибок».

Сьюзен наблюдала за тем, как Эми бредет прочь от стола с кусочком индейки, завернутым в лист салата. У нее разрывалось сердце при виде того, как дочь с первого же дня пытается установить для себя некоторые рамки. Сьюзен молилась, чтобы Мать-Ехидна наконец заткнулась и позволила бы ей вести жизнь нормальной сорокатрехлетней женщины, которой есть за что благодарить Бога: хорошая работа, прекрасный дом, замечательная дочь. Но Мать-Ехидна не оставляла ее в покое, заставляя Сьюзен мучиться угрызениями совести по поводу Эми. Если бы только Сьюзен могла, то стерла бы Мать-Ехидну в порошок.

В своей анкете Сьюзен, школьный консультант из Мекона, штат Висконсин, написала, что отправляется в путешествие, надеясь открыть новое в себе. Эми (как заметила мать, отсылая письмо) призналась в том, что ее цель — «познакомиться с людьми, любящими дикую природу и проводящими свободное время на свежем воздухе, а еще посмотреть Большой каньон и, главное, развлечься».

Каким же надо быть извергом, чтобы придраться к такой девочке?

Сьюзен, прихватив сандвич, подошла к Эми, уже закончившей завтракать. Какая неловкая ситуация, подумала она и внезапно ощутила прилив раскаяния. Зачем она затеяла эту поездку? Зачем брать подростка, страдающего от избыточного веса, в путешествие, где все ходят в купальниках?

— Разве здесь не потрясающе? — бодро спросила она.

— Жарко.

— Намочи рубашку в воде, как делают гиды.

Эми злобно взглянула на мать, вернулась к столу, взяла пригоршню печенья и направилась через весь пляж туда, где сидела пожилая чета.

Сьюзен хотелось довести до сознания всех то, что Эмми, в сущности, заботливая, легкоранимая и тактичная. И что такое горстка печенья в масштабах мироздания? Тем не менее она боялась, что окружающие будут не только судить об Эми по внешности, но и решат между собой, что она ест больше всех. Сьюзен в который раз с горечью подумала о том, как несправедливы обычно бывают люди к толстякам. На сей раз она не дала Матери-Ехидне ни единого шанса ввернуть ядовитое словечко, так как решительно запихнула старую злыдню в мешок и затянула веревку потуже.