Внезапно со стороны кухни раздался тихий шорох.

Пока еще 16 декабря…

Квартира была точно такой же, как моя, родная, даже по планировке. Кажется… С уверенностью уже ничего не берусь утверждать. Кухня располагалась сразу после туалета с ванной, поэтому, естественно, стоя в коридоре, я услышал посторонние звуки сразу.

Гостей быть у меня вроде не должно, живу я один…Опять же — вроде бы один. По крайней мере, если верить моим товарищам-операм. А чего бы мне им не верить? Зачем им было врать в таких мелочах?

Я снова прислушался, соображая, как лучше поступить. Можно влететь к комнату с криком:«Лежать, суки!» Почему подумалось именно так, не знаю. Это — первое, что пришло в голову. От столь бредовой идеи самому стало смешно. Наверное, моя новая, нежданно обретённая, ментовская жизнь толкает меня к такой лютой дичи. И кстати…вот опять…Не могу я воспринимать себя, как опера. Как сотрудника милиции. Реально не могу. Такое ощущение, будто коту нацепили еще одни уши и говорят, что он — мышь.

Шорох снова повторился. Он определенно доносился со стороны кухни. Честно говоря, посторонние звуки напрягают. Из-за событий, произошедших с момента, когда открыл глаза возле старого дома, я опасаюсь теперь всего, что имеет неожиданный характер. И между прочим, куда не плюнь, везде сплошные неожиданности. Дело не в страхе. Это — херня. Не боюсь я ни черта. Просто… Не хотелось бы ещё какой-нибудь новости. Пока что достаточно ментовки и полной каши в моей башке.

Только собрался решительно, по-хозяйски, открыть дверь в комнату и разобраться, что там такое происходит, как створка с тихим скрипом медленно поехала в сторону. В образовавшуюся щель вылезла лохматая голова. Собачья голова.

— Не понял…

Я с удивлением изучал пса. Просто буквально недавно, пока мы ехали домой, Рябушкин убеждал меня в том, что жить одному — это плохо. Если не хочу себе завести бабу, то надо — хотя бы щенка. Причем, в жизненных приоритетах старлея, баба и щенок были где-то на одном уровне. То есть всего лишь менее часа назад, судя по нашему с ним разговору, я был одиноким человеком без привязанностей, что сильно огорчало Серегу и вообще не огорчало меня, а теперь вдруг выясняется, в моей квартире находится собака?

— Эй…пес…ты кто?

Я присел на корточки и протянул руку к животному, которое смотрело на меня настороженно, с опаской. Тоже странное поведение для пса, встречающего хозяина. Либо собака такая же наглухо отмороженная как и я, что совсем неудивительно. Говорят, животные похожи на своих владельцев. Либо, она меня видит впервые. А вот это уже вызывает вопросы. Как посторонний пес оказался в квартире? Либо… В голове появилась еще одна догадка… Либо собака знает, что я — это вовсе не я. Собаки, они ведь чувствуют суть. Наверное…

— Иди сюда… — Я позвал пса. Старался говорить тихим, спокойным голосом. В принципе, агрессии с его стороны не было, но и особой любви он тоже не демонстрировал.

Только собака подалась вперёд, собираясь выйти из кухни, с отвратительным дребезжащим звуком зазвонил телефонный аппарат. Как оказалось, стоявший тут же, в коридоре, на высокой тумбе. Просто сразу его не заметил, увлекся своим отражением в зеркале.

— Ептвоюмать! — Я от неожиданности подскочил на месте.

Это было слишком громко, во-первых. И звук такой… Хочется взять и швырнуть телефон о стену. А во-вторых — аппарат выглядел очень древним. Очень! Он был…дисковый! Я такого не видел с детства. Это очень странно. У ментов УАЗики летают чудесным образом, на дворе какое-никакое, время развитых технологий… наверное, развитых, пока до конца не понял… а я смотрю на старый телефонный аппарат, который давным-давно должен быть выброшен на мусорку. И главное звенит, сука, не замолкает. Кто-то очень настойчивый, видимо…

— Алло! — Схватил трубку и машинально посмотрел на часы, висевшие над входом в комнату. Почти два ночи. Что за мудак, интересно…

— Так, Громов…

Я убрал трубку от уха, а потом с недоверием посмотрел на нее. Будто прямо из мембраны сейчас мог вылезти тот самый мудак, который в два часа ночи названивает домой своим сотрудникам. Он вообще, что ли, не в разуме?

— Громов, алло! Фух…фух…– Семеныч активно дул в телефон на том конце провода. Я слышал его отлично даже на расстоянии. — Ты чего молчишь⁈ Громов! Я знаю, что ты там. Хватит изображать глухого…

Пришлось вернуть трубку обратно к уху.

— Слушаю, товарищ подполковник.

— Аааа…ну, вот…А я думаю, что за тишина? Как самочувствие, Алексей?

Я снова поднял взгляд на часы. За минуту вряд ли что-то изменилось, время так же около двух. Чисто хотел убедиться, что из нас двоих все-таки адекватный именно я. Потому как самый тупой вопрос, который сейчас можно услышать, это про самочувствие.

— Спасибо, Николай Семеныч. Отлично себя чувствую. Ничего не изменилось с нашей последней встречи. Она, кстати, была не так давно…

Кухонная дверь снова скрипнула. Собака осторожно сдвинулась еще немного вперед, а потом легла на пол, благополучно устроив морду на лапы. Я не видел пока пса целиком, но даже по передней части, торчавшей из темной кухни, можно точно сказать, это — овчарка. Насколько чистопородная, не знаю, но несомненно овчарка.

— Ага…слушай, Громов… — Семеныч помолчал секунду, а потом настороженно спросил. — Ты про наш тот разговор никому не говорил? Ну… Когда про наводку обсуждали…

Я снова завис, пытаясь понять, что конкретно хочет от меня подполковник Иванов? Потому как, само собой, ни про «тот» разговор, ни про «этот» я вообще ничего не знаю. Тупо не помню. Я не уверен в своей личности и в своей жизни, а он с меня каких-то разговоров требует.

— А-а-а-а-а…напомните, пожалуйста… — Естественно, не мог же сказать начальству правду. Мол, извините, но у меня тут с башкой серьёзные проблемы. Фляга так свистит, что сквозняком дует. Но вот свалить на контузию…Почему бы и нет? — После этой чертовой гранаты, что-то в голове шум все равно не проходит. И мысли путаются. О чем именно мы говорили?

— Ты дурак? — Коротко спросил Семеныч и замолчал.

Причём интонация была весьма конкретная. Вопросительный знак в этой фразе стоял очень условно. Не знаю, какого ответа ждал подполковник. Мало кто вот так запросто признается. Я, может, и согласился бы с данным определением, но по-моему, если адекватно оценивать, у подполковника дури побольше будет.

— Нельзя такое по телефону. — Соизволил, наконец, объяснить свою реакцию Николай Семеныч. — Громов… Просто… Слушай… Черт, ладно. При встрече об этом поговорим.

— А Вы еще на работе? — Честно говоря, спросил чисто ради приличия. Так-то вообще плевать, где он. Ну, еще потому, что в случае положительного ответа мог бы сказать, мол, не буду отвлекать, до свидания.

— На работе, на работе… Слушай, тут еще такое дело, майор… В наш отдел направили стажёра…– Подполковник замолчал на секунду, а потом рявкнул, — И не надо так рожу кривить! Прям вижу, как физиономией водишь там.

А я реально ее кривил. Потому что если в два часа ночи начальник сообщает о стажёре именно мне, точно он это делает не для того, чтоб похвалиться. Единственное, ни черта не понятно, почему именно сейчас мы это обсуждаем. Неужели нельзя было в отделе все сказать. И про таинственный разговор, и про стажёра.

— Сам не рад этому факту. — Подполковник тяжело вздохнул. При этом я слышал, как он стучит каким-то предметом о стол. Такое чувство, будто нервничает. — Никогда не беру сопляков на всякое обучение. Своих дебилов полно. Но за этого просили такие люди, что отказать не мог. Возьмешь его под свою опеку.

— Николай Семенович… я и педагогика совсем не рядом. Отдайте кому-то другому.

Меня перспектива нянчиться с каким-то непонятным стажерем сильно нервировала. Тем более, какой, к чертовой матери, стажёр, если самого учить надо. Ничего не помню. Ничего не знаю. Еще не придумал, как с этим быть, а мне пацана собираются на шею повесить. Вот мы с ним, как два дебила будем. Один — без опыта, второй — без памяти.

— Да что ты⁈ Эй, Бурьянов! Бурьянов, дверь закрой! Проходной двор, что ли⁈ Дебилы…

Я так понял, последние несколько фраз точно предназначались не мне. А еще от души посочувствовал тем, кто сегодня на сутках. Не повезло мужикам с дежурством.

Снова скрипнула дверь. Собака, судя