структурах анонимность выше. Но и здесь есть свои подводные камни: отсутствие системы в терапии, должного наблюдения и взаимодействия стационар-амбулатория. К тому же, платный врач (как и бюджетный, но считается, что среди платных специалистов все же больше квалифицированных и компетентных, хоть с этим я и не согласна) не равно грамотный, и пациент, столкнувшись с халатным и непрофессиональным отношением подумает дважды, стоит ли повторно обращаться за помощью.

ЛЮДИ ПОРОЙ НЕ ГОТОВЫ СКАЗАТЬ О СВОЕМ ЗАБОЛЕВАНИИ ДАЖЕ БЛИЗКИМ РОДСТВЕННИКАМ.

А, как вы понимаете, скрыть месячное (а то и более длительное) отсутствие в связи с пребыванием в стационаре бывает непросто. Что же делать, если родственники звонят врачу и спрашивают о состоянии больного, а пациент не хочет, чтобы они вообще знали о его пребывании в стационаре? При поступлении пациент заполняет ряд бумаг, где указывает, кому можно сообщать информацию о здоровье, и если в этих документах на месте контактов стоят прочерки, врач не раскроет ничью тайну.

С другой стороны, обращение к государственным специалистам предполагает, что в вашу ситуацию будет посвящено некоторое количество людей. О состоянии больного знает врач стационара, врач амбулатории, медперсонал. Запись о заболевании вносится в единую государственную медицинскую базу. Юридически доступ к этой базе получают только специалисты, работающие с конкретным пациентом, но по факту любой человек, имеющий связи, может незаконным путем раздобыть закрытую информацию. Боятся ли этого больные? Еще как.

Неоднократно пациенты рассказывали мне, что были уволены из-за того, что работодатель узнал о наличии заболевания, несмотря на то, что прямых противопоказаний к работе не было. Само собой, официальная причина увольнения была другой – просьба уволиться «по собственному желанию» в добровольно-принудительной форме или же выявление либо приписывание нарушений. При попытке найти новое место работы такой человек с большой долей вероятности снова встретит отказ. Под фразой «вы нам не подходите» зачастую кроется тот факт, что потенциальный работодатель уже навел справки на прошлом месте работы и информация о наблюдении у психиатра снова была разглашена.

Тут самое время вспомнить наш разговор о дороговизне препаратов, которые по какой-то причине не включены в перечень жизненно важных лекарств и не предоставляются льготно. Вопрос о трудоустройстве приобретает в этом контексте особую значимость, не говоря уже о том, что любому человеку нужно как-то удовлетворять основные потребности, что тоже упирается в финансовую стабильность.

Разумеется, формально пациент защищен от разглашения конфиденциальной информации врачебной тайной, в противном случае он имеет право обратиться в суд. Однако бюрократическая машина, скорее всего, возьмет верх: ни на одной бумаге в причинах увольнения и оформлении отказа о приеме на работу никто не укажет факт наличия у вас психиатрического диагноза. Все знают, но все молчат.

Это одна из вечных проблем, с которыми сталкиваются пациенты врача-психиатра. Риск огласки присутствовал и будет присутствовать всегда. Я могу посоветовать лишь знать свои права и опираться на них что при обращении за помощью, что при трудоустройстве. Страх разглашения конфиденциальной информации и возможных последствий так и останется актуальным до тех пор, пока будет процветать стигматизация психических расстройств и предвзятое отношение общества к психиатрическим пациентам.

Раздел II

Права и запреты

Глава 10. Использование

Дежурство подходило к концу, заканчивалась моя смена. Но было бы странным завершить сутки спокойно.

– Елена Станиславовна, подойдите в приемный покой. Недоброволка, – меня вызывала медсестра приемного покоя.

«Недоброволка» на медицинском жаргоне означает недобровольную госпитализацию. Согласно закону о психиатрической помощи, недобровольно, то есть без согласия пациента, мы можем госпитализировать человека в трех случаях: опасность для себя и/или окружающих, социальная беспомощность и случаи, когда оставление человека без помощи может повлечь ухудшение его состояния. Что ж, спустимся в приемник и узнаем, какой из пунктов статьи о недобровольной госпитализации нам попался на этот раз.

Еще на входе в кабинет врача приемного покоя я почувствовала резкий и крайне неприятный запах. Видимо, дело плохо.

– Женщина, 52 года, поступает повторно, – с порога начала меня вводить в курс дела врач. – Предыдущая госпитализация несколько лет назад. Тогда поставили шизофрению, период наблюдения – менее года. Естественно, никогда не наблюдалась, а в прошлую госпитализацию провела в стационаре меньше двух суток – выписана комиссией. Хотя не знаю, как ее можно было выписать…

Доктор протянула мне запись о прошлой госпитализации пациентки: «Забаррикадировалась в квартире, отказывалась открывать дверь медикам… Комнаты под потолок завалены мусором, в квартире множество истощенных собак и кошек, смрад…»

– Запах, собственно, теперь вполне понятен, – заметила я.

– Конечно. Отмываем ее всем отделением. А чтобы постричь ногти, наверное, нужен секатор… – с тоской протянула санитарка, смахнув рукавом пот со лба.

Я же углубилась в историю и архивные записи:

«Проживает одна в необустроенной квартире: нет света, отопления, воды. За квартиру задолженность более пятисот тысяч… У пациентки нет пищи, одежды, нет средств к существованию. Работы, пенсии или другого дохода не имеет. Питается тем, что дает тетя – единственный кровный родственник. Тетя приходит раз в неделю, приносит бутылку молока и буханку хлеба. Так же с пациенткой в квартире проживают кошки и собаки. Их из жалости подкармливает соседка больной, но пищу для животных съедает сама больная…»

Мрак. Стало быть, будем госпитализировать по второму и третьему пунктам статьи, хотя ухудшение состояния тут вряд ли предвидится. Дефект давным-давно сформирован, ухудшаться уже нечему и некуда, здесь нужен только уход и контроль.

Разумеется, женщину госпитализировали. Решением врачебной комиссии документы направили в суд для решения вопроса о недобровольных госпитализации и лечении – таков порядок. Спустя еще три дня, на выездном заседании, суд постановил, что больная должна продолжить стационарное лечение в недобровольном порядке. Но я хочу рассказать не об этом.

Еще через день мне позвонила тетя пациентки и сообщила следующее. Мать пациентки тоже всегда была чудаковатой, своеобразной. У врачей никогда не наблюдалась, вела затворнический образ жизни. Единственное ее общество – дочь и многочисленные животные, число которых порой доходило до тридцати. Проживала в квартире, купленной на средства собственной матери, то есть бабушки нашей пациентки. Посему тетя решила, что квартира причитается ей, а не племяннице. Все личные документы пациентки тетя забрала себе и отдавать или хотя бы предоставить копии больнице наотрез отказалась, мотивируя это тем, что мы «заберем квартиру». Ладно, мы и не такое видели. Проживать с пациенткой тетя отказалась, содержать ее тоже, тогда я предложила единственный разумный выход из ситуации – оформить больную в психоневрологический интернат. Там и кров, и пища, и гигиена, и таблетки по расписанию. На следующий день от тети