пациентки поступила жалоба: «Заставляют племянницу подписать заявление об оформлении в психоневрологический интернат против ее воли, оказывают психологическое давление, совершают противоправные действия в отношении моей единственной родственницы…»

Почему-то многие люди считают, что, если человек отправляется жить в ПНИ, его квартира автоматически переходит в собственность государства, так как обеспечение таких пациентов осуществляется за государственный счет. Но это большое заблуждение. На самом деле пациенту перед отправкой в интернат оформляется группа инвалидности – по ней полагаются выплаты. Часть этих денег перечисляется интернату в счет проживания пациента в социальном учреждении. Квартира и прочее имущество больного остается за ним до его кончины, а потом в порядке наследования отходит родственникам, независимо от того, где проживал человек.

Я подготовила объяснительную в ответ на жалобу, где подробно описала состояние пациентки при поступлении (как психическое, так и соматическое), бездействие родственников в ее отношении, а также привлекла социальную службу для проверки жилищных условий больной.

С тетей пациентки у нас развязалась самая настоящая война: сначала меня пытались подкупить, потом запугать, затем просто взывали к совести. В конечном счете женщина заверила меня, что заберет племянницу к себе, обеспечит ей кров, уход, контроль и все необходимое для достойной жизни. Тем не менее, как только дело подошло к выписке, потянулась череда отговорок: «сегодня я не могу за ней приехать», «сегодня я плохо себя чувствую», «я делаю ремонт в квартире, мне пока некуда ее забрать»… Продолжалось так около месяца, пока мы не направили официальное письмо-предупреждение о выписке пациентки, не подключили социальные службы и не доложили полиции о сложившейся ситуации (удерживая документы племянницы, ключи от квартиры и прочие личные вещи у себя и отказываясь их вернуть, женщина нарушала закон, а мы не имели никакого морального права выписать такую пациентку «в никуда»). Только после этого тетя соизволила забрать свою племянницу.

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ НЕ ПРЕДУСМОТРЕНА КАКАЯ-ЛИБО ОТВЕТСТВЕННОСТЬ РОДСТВЕННИКОВ ЗА СОСТОЯНИЕ ИХ БОЛЬНЫХ БЛИЗКИХ.

Моя пациентка была дееспособной, группы инвалидности у нее не было, а тетя, в свою очередь, как человек «широкой» души, помогала ей, чем могла, пусть эта помощь и ограничивалась бутылкой молока и буханкой хлеба раз в неделю.

Если вам интересна дальнейшая судьба пациентки, приоткрою завесу тайны: тетя забрала ее к себе на некоторое время, оформила ей группу инвалидности, но лишать дееспособности не стала, а просто поместила в те же условия, из которых женщину и доставили в больницу: без света, воды и средств к существованию. Меня более всего возмущает тот факт, что психически больные люди оказываются совершенно беззащитны в юридическом плане. Надеяться в подобной ситуации можно только на человечность их родных, что встречается не так уж и часто. Одно я знаю точно: в следующую госпитализацию, если таковая случится, эту женщину я уже смело смогу оформить в интернат, так как родственница своих обещаний не исполнила.

Глава 11. Запрет на роды

Деторождение – прекрасная история. Многие женщины всей душой жаждут этого удивительного события в своей жизни, а кто-то, наоборот, по собственному желанию решает от него отказаться. Как бы то ни было, это всегда добровольный выбор, которого никто не вправе лишать женщину. Да, бывает, долгожданная беременность никак не наступает, но и здесь современная медицина не стоит на месте. ЭКО, ИКСИ и другие репродуктивные технологии, скрывающиеся за непонятными аббревиатурами, помогают женщинам зачать и выносить ребенка.

В психиатрии на вопрос рожать/не рожать далеко не всегда отвечает сама женщина. Редко, но меня вызывают на консультации в другие больницы. Под «другими больницами» может скрываться все что угодно, начиная от детского отделения и заканчивая инфекционным стационаром – как я уже говорила, психические болезни не выбирают, кому болеть.

В этот раз меня направили в родильный дом. Делается это просто: заместитель главного врача больницы звонит нашему заместителю главного врача, просит консультанта, обеспечивает его транспортом – и вуаля! Мы никогда не отказываем в помощи коллегам.

Мне вкратце объяснили, что женщина в психозе уже около двух дней, ранее у психиатров не наблюдалась, срок беременности 25–26 недель. Что прискорбно, социально неблагополучная, в анамнезе – алкоголь, наркотики, страдает вирусным гепатитом С. Самый неблагоприятный вариант развития событий для нас, психиатров: когда речь идет о таком сроке беременности, мы резко ограничены в выборе психотропного препарата. Был бы больше – встал бы вопрос о родоразрешении и стандартной терапии острых состояний.

Я поднялась на нужный этаж роддома и по крикам сразу поняла, куда и как быстро мне нужно идти. Врачи встретили меня с большим теплом, но времени на любезности у нас точно не было.

Женщина, на вид лет 35–37, неопрятна, дезориентирована, говорит с мнимым собеседником, импульсивна и агрессивна. Наш клиент. Местные доктора среагировали оперативно: выделили ей отдельную палату, сняли ручки с окон, убрали все, чем пациентка могла бы травмировать себя или окружающих.

Я сделала запись в истории болезни: острое полиморфное психотическое расстройство с симптомами шизофрении. Естественно, женщина поехала со мной в стационар.

Пациентку я приняла в свое отделение. Было решено лечить беременную новейшими антипсихотиками, выбрали луразидон. Транквилизаторы строго противопоказаны при беременности, даже несмотря на прямое показание к их применению согласно нашей нозологии[11] и наличие у пациентки психомоторного возбуждения, так что обеспечиваем безопасность, даем луразидон и долго-долго ждем. Ждать, кстати говоря, пришлось две недели, после чего состояние женщины стабилизировалось.

Затем мне позвонили из перинатального центра, где наблюдалась женщина.

– Поделитесь своим профессиональным мнением по поводу беременности больной. Пролонгируем? Прерываем? – заведующая консультативно-диагностическим отделением центра сразу перешла к делу.

– Срок большой, – я несколько опешила от такого напора.

– Да, но по медицинским показаниям имеем право направить на прерывание.

– Не возьму такую ответственность на себя. Если с точки зрения соматики показаний к прерыванию беременности нет, тогда я против.

Вам наверняка кажется странным этот диалог? Сейчас поясню, о чем речь.

Рождение детей, продолжение рода – право, данное нам природой, закрепленное Конституцией, и никто не может это право у человека забрать. Однако, когда дело касается психиатрических пациентов, есть свои тонкости. Существует приказ, практически не касающийся психиатров, но касающийся акушеров-гинекологов, о перечне медицинских показаний для искусственного прерывания беременности. Зачем нам показания? По желанию женщины беременность можно прервать до 12 недель, по медицинским показаниям – до 22 недель (позже тоже можно, но это уже будет не прерыванием в классическом понимании, а родоразрешением).

Вернемся к приказу. Он включает перечень заболеваний и состояний, которые и являются медицинскими показаниями для прерывания беременности. К ним относят практически любое психическое заболевание, в том числе психогенные расстройства; расстройства,