Аллочка, похоже, своей любви к шелковым шарфам не изменила и сейчас с легкой улыбкой смотрела на маску Гая Фокса на футболке мужчины, сидящего в кресле:

— Мальчишка…

— Я повторяю: что ты здесь делаешь? — терпеливо проговорил Антон, чувствуя какую-то неприятную слабость в коленях. — Дополню вопрос: что с Милухиным? И, заодно уж, с тобой?

— Не спросишь, почему я ушла тогда?

Кости были собраны в коробочку, коробочка куда-то исчезла из поля зрения. Антон не мог бы поручиться, что видел, куда.

— Мне уже пофиг. — Вот это он произнес абсолютно искренне.

— А я начну с этого. — С нажимом завел монолог звонкий и чистый голос, ничуть не изменившийся за годы. — Ушла, потому что пожалела. Дела моей семьи — это одно, но не в них проблема. Я знаю, что ты вокруг меня сейчас видишь. Знаю, почему видишь — ты так странно прорезался, как зуб мудрости у старого деда. Больно, саднит, мешает, но на фоне многих других выпавших зубов можешь стать подспорьем, позволяющим пережевывать пищу без протеза. Я сняла здесь квартиру три недели назад, изучила все, что мне было нужно, а нужен сейчас ты! Протеза у меня нет, не успею изготовить, если уместно сравнение… Вадим… мир праху его не пожелаю, часть праха активно эксплуатируется. Он сгорел в привокзальном бомжатнике, как последний дурак, когда вез мне спасение, уплывшее из рук из-за его проклятой тяги к алкоголю. То, что ты видел вместо Вадима, всего лишь шкурка с грамотной начинкой. Его костям теперь все равно, что я с ними делаю. А то, что ты теперь видишь и чувствуешь — так я всегда такой была, Антон. Почти всегда, если резать жизнь на отрывки. Я бы просто съела тебя, как всех, кто имел несчастье быть рядом!

Алла встала рядом со стеклянным столиком с овальной столешницей — такой, что сливалась с окружающей обстановкой, создавая иллюзию полета чайной пары в воздухе. Женщина скрестила руки на груди, принимая психологически закрытую позу, которую так часто видел Антон у должников ОМВО, до последнего цепляющихся за остатки материалистической картины мира. Зеленоглазая брюнетка не цеплялась ни за что. Она принадлежала к тем, кто в эту картину не укладывается — и к тем, к кому из ОМВО могли настойчиво звонить и, скорее всего, безуспешно.

По ней плакал нулевой портал, если можно так выразиться.

— Ты знаешь, что такое игоша, Антон? — спросила женщина, глядя на невольного гостя сверху вниз.

— Без понятия.

— Тебе повезло. А я узнала. Когда мне было всего шесть лет — и мир вывернулся наизнанку раз и навсегда.

* * *

Семьдесят девятый год двадцатого века. Ожидание невиданного праздника — той самой Олимпиады-80, уже заблаговременно, почти за год до старта, разлито в воздухе, как будто предвкушение событий, объединяющих в радостной сказке многие миллионы людей. Но семью Новиковых радость миновала стороной. По прогнозам врачей, девочка Аллочка, скорее всего, до начала игр не доживет. Ее красный костный мозг отказывается производить должное количество эритроцитов, а эритроциты не хотят взрослеть, сохраняя внутри ядро, чего категорически не должно быть у зрелых красных кровяных телец. Возможности и связи отца девочки, молниеносно делающего успешную карьеру в самых «верхах» огромной страны, использованы на полную мощность. И даже последний рискованный рубеж, еще не ставший в конце семидесятых годов обыденностью — трансплантация костного мозга, — тоже может быть пройден, но… не факт, что ослабевшее детское тельце примет этот трансплантат, или хотя бы переживет процедуру наркоза. Уже начались дистрофические процессы в миокарде, и если бы дело было только в сердце…

Периоды ремиссии становятся все короче. И вот однажды мать Аллочки, измученная и почти потерявшая надежду, слышит от подруги короткий шепоток:

— К бабке ее надо…

Сначала молодая женщина не понимает, о какой бабке идет речь, и наивно переспрашивает подругу: неужели та думает, что пребывание в деревне поставит девчушку на ноги? Да и бабушки у семьи Новиковых другие — одна актриса, вторая — директор завода. Не в деревне они, отнюдь!

— Ты меня не понимаешь, что ли? Я говорю — не к бабушке, а к бабке.

Мама Аллочки, наконец, понимает, возмущенно кричит на подругу и вытирает с глаз злые слезы бессилия. Какая «бабка»?! Поповщина, мракобесие? На дворе век космических достижений и почти что торжества социализма! Да если узнают…

— Как хочешь. Мое дело предложить. — Равнодушно отвечает подруга. — Если передумаешь, оставлю адрес, поедете. Она всех принимает.

Аллочкина мама не сказала мужу о странном разговоре. Только этого ему не хватало… Но мысль прочно засела в ее голове, не отпуская ни днем, ни ночью. И когда врачи предупредили, что ремиссия скоро закончится, потому что анализы ухудшаются на глазах, а супруг уехал куда-то принимать строительство завода оборонной важности, женщина не выдержала.

Ехать надо было не в Подмосковье, как сначала казалось, а куда-то в Свердловскую область, в Невьянск, и даже не в сам городок, а в бывшее старообрядческое село Быньги. Полная сомнений, с истрепанными нервами, скепсисом и каким-то первобытным страхом — со всем этим багажом женщина села в поезд вместе с дочкой. Пожилая соседка по купе, доцент исторического факультета, вышедшая на пенсию, отвлекала от тяжких раздумий рассказами о своих родных местах.

— Вы едете в чудесный край, полный загадок. «Угрюм-реку» в селе снимали, между прочим. Да, и столбы электрические выкапывали, чтобы те в кадр не попали, представьте себе! Откуда, думаете, пошло название — Быньги?..

— Откуда же?.. — рассеянно переспросила мама Аллочки, доставая из сумки лекарство от укачивания — слабенькой и бледной девочке сразу стало плохо, не успел поезд отойти от перрона.

— Манси, моя хорошая. Вогулы… Название берет начало от Елбынгь-я — Святая река, их река, почитаемое место — священное задолго до того, как белый человек пришел на эти земли. — С гордостью сказала дама-доцент, помогая обкладывать Аллочку подушками на нижней полке и проверяя ладонью, нет ли от окна сквозняка. — Местные находки имеют мировую ценность. Один Шигирский идол чего стоит! Правда, найден он не в Быньгах, а в бывшей деревне Калата, что ныне зовется городом Кировградом.

Прим. авт.: Шигирский идол — самая древняя деревянная скульптура на Земле, вырезанная из древесины лиственницы в эпоху мезолита. Ей около двенадцати тысяч лет. Крайне необычен сам характер скульптуры, выполненной в «рентгеновском» стиле — на ней обозначены отдельные элементы скелета. Геометрический орнамент, личины, сложнейшая иерархия образов и столь же сложная система мифологических представлений в резьбе.

Новиковой-старшей сейчас совсем не интересна история. Она вполуха слушает то, что рассказывает попутчица о нетронутом в свое время большевиками храме Николая Чудотворца.

— Нас приучили к мысли, что Бога нет, милочка. — С сочувствием вздыхает попутчица, узнав о диагнозе девочки. — Но иногда… простите меня, но мне кажется, что есть последняя надежда. Это только Он. Переступите через неверие, пойдите в храм.