Бернадетта. В ее руках был поднос, на котором возвышалась чашка горячего шоколада. Прежде мне не доводилось его пробовать, я едва знала, что это такое. Ласточки не тратили времени на завтрак, просто брали с собой яйцо или немного фасоли, чтобы перекусить по дороге в мастерскую. Я поблагодарила ее так, будто для меня это было обычным делом – она наблюдала за мной, и во мне заговорила гордость. А то еще будет рассказывать своему Роберу, что испанки сплошь дикарки.

Я села за стол, чувствуя себя крайне неловко – меня пугали все эти штуковины, которым я даже названия не знала. Учительница улыбнулась мне, но я опустила глаза, опасаясь вопроса о причинах моего вчерашнего появления. Ночь прошла слишком быстро, и у меня внутри все сжималось при одной мысли о встрече с Кармен и остальными.

– Граф де Плесси женится! – вдруг воскликнула Колетт, листавшая газету. – И вы нипочем не отгадаете, кто его невеста!

Люпен и Вера, явно заинтересовавшись, подняли головы.

– Жозефи-и-и-и-ина! – ответил Гедеон.

Красавица блондинка бросила в него салфеткой.

– Колетт, откуда у тебя эта газета? – встревожилась учительница. – Я думала, мы договорились, что ты не будешь…

– Люси де Санж! – возбужденно перебила ее Колетт. – А я думала, что она все еще в театре варьете!

Люпен покосился на мадемуазель Веру. Та застыла в напряжении.

– Не хотите ли еще чаю? – поспешила спросить ее Бернадетта.

– Или свежего апельсинового сока? – добавил Люпен.

Мадемуазель Вера отказалась одним взмахом руки и закурила сигарету. К королеве определенно относились с большим почтением.

В гостиной начали бить часы, им тут же стал вторить попугай, так что было невозможно понять, который час. Колетт, заворчав, вышла и через несколько минут вернулась в простом, но идеально сшитом платье. Красивая, как день, который еще не успел начаться.

Я тепло со всеми попрощалась, поблагодарив за прием. Для меня это оказалось приятной передышкой – невероятной, изумительной и немного абсурдной, но мое место было среди ласточек.

Перед домом нас ждала машина. Такой же сверкающий монстр, как у хозяина мастерской, но потрясающего горчично-желтого цвета. Нужно сказать, Лиз, что в те времена у машины были стильными! До сих пор помню тот автомобиль, его длинный узкий нос, руль из красного дерева, тесные сиденья, пахнущие кожей. Рядом, опершись на капот, стоял невысокий мужчина с приплюснутым носом, зубочисткой во рту и странным шрамом, идущим от глаза к щеке.

– Здрасьте! – сказал он, приложив два пальца к кепке, но не снимая ее.

– Привет, Марсель, – ответила Колетт, ставя ногу на подножку.

Он бросил на меня странный взгляд, от которого мне стало не по себе. Замешкавшись, я оглянулась на Люпена, который кивнул мне от порога. Я забралась внутрь, двигатель взревел, и автомобиль тронулся. Должно быть, я выглядела забавно, потому что Колетт сказала:

– Главное – принять беззаботный вид.

Она выставила руку в окно и закурила, так что все могли ею любоваться. Пьянящий аромат ее духов смешивался с запахом мокрой травы и листьев.

– Ну, рассказывай, что у тебя стряслось?

Воспоминания о вчерашнем – взгляд Кармен, ее ярость, ее вопли – сковали меня ледяным холодом. Марсель посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

– Испанки меня выгнали, – пролепетала я.

Колетт повернулась ко мне с веселым интересом.

– И дело, конечно, в мужчине?

Еще один быстрый взгляд Марселя. Не дав мне времени ответить, она добавила:

– Дело всегда в мужчине…

Она вздохнула. Мы проехали по главной улице, мимо школы, мимо магазинчика модистки. Пиренеи издали наблюдали за моей первой поездкой в автомобиле.

– А ты как здесь оказалась? – спросила я.

Улица становилась все более шумной и многолюдной. У реки вырисовывались очертания больших складов. Я видела, что Колетт колеблется.

– Я приехала сюда вместе с Верой, когда мне было уже нечего терять.

Взгляд ее устремился вдаль. Она замолчала. Такая неразговорчивость была для нее необычна, и это возбудило мое любопытство. Господи, да что же творится в этом доме? Я хотела докопаться до сути. Мне чудилась какая-то скандальная, пикантная, запретная история.

От дома мадемуазелей до мастерской было не больше трех километров. Я не успела сообразить, как бы я могла вежливо продолжить расспросы, а мы уже приехали. Я смотрела на Колетт, которая непринужденно – в этом у нее был настоящий талант – выходила из машины, и в очередной раз подумала, что это самая потрясающая девушка на свете. Как такая красивая молодая женщина с шофером, горничной, столовым серебром и попугаем оказалась в мастерской?

Марсель пожелал нам хорошего дня как раз в тот момент, когда Кармен и остальные появились из-за угла. Я помахала им рукой. Они сердито посмотрели на мое платье, на машину. И отвернулись.

Входя в мастерскую, Колетт вздохнула:

– Надеюсь, этот тупой бригадир забыл встать!

Почти все швеи уже были на месте. Санчо с карандашом за ухом осматривал только что доставленные рулоны ткани. Гудели швейные машинки, мелькали шиньоны француженок, молчали ласточки. Кармен.

Я всю ночь думала, что ей сказать, подготовила целую речь. Я собиралась извиниться за все, пусть даже ее обвинения несправедливы. Это не имело значения. Они были мне нужны. У меня здесь не было никого и ничего, кроме них.

– Кармен, прости меня…

Она даже не подняла головы.

– Не смей со мной разговаривать. Даже не подходи, – прошипела она.

Растерявшись, я посмотрела на остальных, ища поддержки. Но все было тщетно.

– Кармен, – настаивала я, – скажи, что я могу сделать. Мне очень жаль, что ребенок…

Она вскочила. Пощечина обожгла мне щеку. Я вскрикнула.

– Если ты скажешь еще хоть слово, хоть одно, я убью тебя.

Ошеломленная, потерянная, с пылающей щекой, я едва сдерживала слезы. Санчо отвернулся, делая вид, что ничего не замечает. Меня трясло. Мое изгнание из дома испанок было окончательным.

Задыхаясь от волнения, я вернулась на другой конец зала к Колетт. Блондинка успокаивающе положила мне руку на плечо.

– Это у нее пройдет, – сказал она.

Но Колетт ошибалась, сильно ошибалась.

18

– Добрый день, месье Герреро! – хором закричали работницы.

Хозяин мастерской попросил нас сесть. Вновь загудели машины. Колетт выпрямилась и поправила декольте.

– Любви все возрасты покорны, – игриво промурлыкала она.

С добродушным видом, держа в одной руке трубку, а другую сунув в карман пиджака, хозяин прохаживался вдоль рядов работниц. Санчо шел рядом с ним.

– Мы можем нарастить темпы производства? – спросил он, обеспокоенный постоянно растущим потоком заказов из Франции и Америки.

Бригадир заискивающе залепетал что-то бессвязное, путаясь в словах. Хозяин слушал его вполуха, наблюдая за сосредоточенными девушками, в чьих руках стремительно скользило полотно. Под черными шалями с бахромой двигались худенькие плечи, заставляя покачиваться большие деревянные крестики на груди.

– Знаешь его историю? – спросила меня Колетт.

Я покачала головой.

– Старик начал с нуля. Он проиграл в кости свой билет в Америку, поэтому стал кузнецом. Потом занялся эспадрильями, с одним ослом и тележкой.

– С ослом?

Я подумала об огромном автомобиле.

– Да, с ослом. И вот однажды в море сгорел корабль с грузом. Он его выкупил.

– Он выкупил затонувший корабль?

– Ага. Потому что трюм был набит джутом, который был ему нужен для эспадрилий. Он купил его за гроши – страховая компания считала, что весь груз потерян. Но старик знал, что мокрый джут горит плохо. Он все достал, а на прибыль, полученную с эспадрилий из этого джута, купил мастерскую. И посмотри на него теперь…

Она повела подбородком.

– Так что, сколько бы ему ни было лет, мне он нравится.

Мужчина подошел к нам. Колетт встретилась с ним взглядом, ее зеленые глаза были полны обещания. Но он повернулся ко мне.

– Знакомое лицо! Это ведь тебя я чуть не задавил прошлой ночью!

Я подняла на него свои большие темные глаза. Девушки, затаив дыхание, украдкой поглядывали на нас.

– Как тебя зовут?

– Роза, месье.

– И ты говоришь по-французски!

Он обернулся к Санчо:

– Не слишком ли она молода для работы?

– Так мы и платим ей соответственно, – похвастал тот.

Колетт сдвинула брови. Как я могла согласиться на…

– А это что? – спросил хозяин, указывая на листок бумаги, торчащий из моего кармана.

У меня перехватило дыхание. Мастерская затихла. Я достала из кармана набросок. На нем были нарисованы эспадрильи, расшитые вишнями. Щиколотку изящно обвивала красная атласная лента. Герреро внимательно изучил рисунок.

– У тебя еще есть?

Я бросила взгляд на Колетт. Та ободряюще кивнула. Я вытащила из кармана дюжину маленьких сложенных бумажек. На некоторых были законченные рисунки, на других – просто наброски: эспадрильи