– Ты не поверишь, Шон, но у нас с твоей дочерью есть и другие темы для разговора, – промолвила Мабри, однако супруг, как всегда, пропустил ее слова мимо ушей – он, посвистывая, удалился в холл.

– Рада тебя видеть, Мабри, – сказала Кэссиди.

Мабри ответила не сразу. Некоторое время она молча смотрела на Кэссиди пытливым взглядом. Наконец спросила:

– Ты и правда сама согласилась, Кэсси? Я не хочу, чтобы он на тебя давил.

– К сожалению, Шон иначе не умеет, Мабри, – улыбнулась Кэссиди. – Ничего, не волнуйся за меня, я ведь в любой момент могу все бросить и уехать. Сбежать посреди ночи. Кстати, чем ты руководствовалась, переделывая мою спальню?

– У меня была депрессия, – сухо ответила Мабри.

– Почему? Ты ведь всегда такая спокойная и выдержанная.

– Бренность бытия, – вздохнула Мабри. – Вот что заставляет меня грустить. Никуда от этого не уйти. Я старею, Шон стареет, все кругом умирают.

– Зря вы впустили к себе Тьернана, – вздохнула Кэссиди. – Одно его присутствие кого угодно в гроб вгонит. От него… могилой веет.

– Вот уж не ожидала, что ты такая впечатлительная.

Кэссиди показалось, что в голосе ее мачехи прозвучал скрытый упрек. Она поспешила перевести свои слова в шутку:

– Во всяком случае, я не стала бы выдвигать его кандидатуру на звание лучшего женатого мужчины года.

– Не стоит делать поспешных выводов, – промолвила Мабри. – Тем более что я впала в депрессию еще до того, как твой отец обзавелся новой игрушкой. – Она кинула взгляд на зеркальную стену. – Я всерьез подумываю о пластической операции. – И погладила безукоризненно гладкую шею.

– Каков бы ни был результат, он будет лучше моей спальни, – съязвила Кэссиди.

Мабри натянуто улыбнулась.

– Не бойся Ричарда, Кэсси, – сказала она. – Порой он и правда выглядит устрашающе, но я уверена, что он тебя не тронет. Да он и мухи не обидит.

– Значит, ты не веришь, что он и в самом деле расправился с женой и детьми? – спросила Кэссиди. – А ведь, по слухам, он целую кучу женщин прикончил. Или ты думаешь, что на него возводят напраслину?

– Я этого не говорила, – уклончиво ответила Мабри.

По спине Кэссиди пробежал холодок; она уже пожалела, что отказалась выпить с отцом.

– Значит, ты считаешь, что он… убийца? – дрогнувшим голосом спросила она.

– Этого я тоже не говорила, – покачала головой Мабри. – Тем более что я этого не знаю. Нет, просто мне кажется, что больше он никому зла не причинит. Если же он и пошел на преступление, то у него были на то веские причины.

Глаза Кэссиди полезли на лоб.

– Ты спятила, – убежденно сказала она. – Какие причины могут побудить человека расправиться с собственной семьей? – Голос ее зазвенел от неподдельного ужаса.

Мабри повела изящными плечами.

– Точного ответа дать не могу, а гадать не собираюсь. Но в одном уверена: сейчас этот человек не опасен. Ему надо боятся самого себя.

В мозгу Кэссиди невольно всплыл образ высокого и худощавого, неестественно бледного мужчины с бездонными темными глазами. Чем-то даже завораживающими. Нет, «опасность» именно то слово, с которым у нее ассоциировался Ричард Тьернан.

С другой стороны, Кэссиди давно убедилась, что Мабри редко – или почти никогда – ошибалась в людях. Неведомое чутье подсказывало ей, кому можно доверять, а кого лучше сторониться. Коль скоро Мабри доверяла Тьернану, возможно, его и правда не следовало опасаться. Если только забыть его глаза. Или природное изящество и грациозность движений. Или губы…

Господи, да что на нее нашло!

– Ну хорошо, – сказала она. – Поверю тебе на слово, что он не собирается проникнуть в спальню и перерезать мне горло. Но почему вы с Шоном так старались затащить меня к себе? К чему эти дурацкие выдумки насчет болезни Шона? Это ведь ты заболела, да? Что с тобой?

– Не говори глупости, – нахмурилась Мабри. – Я чувствую себя прекрасно.

– Но Шон выглядит свеженьким как огурчик.

– Да, – промолвила Мабри, однако что-то в ее голосе заставило Кэссиди насторожиться.

– Это ведь так, да? – настаивала Кэссиди. – Ведь Шон совершенно здоров.

– Он божится, что у него все в порядке, – ответила Мабри, снова пожимая плечами.

– И ты ему веришь?

Мабри повернула голову, и ее изумительный профиль четко вырисовался на фоне незашторенного окна.

– Не знаю, чему верить, – безучастно промолвила она. – Просто мне немного боязно. Меня заботит его чрезмерная увлеченность Ричардом Тьернаном. Мне не по душе та страсть, с которой он стремился заполучить тебя. Видела бы ты его, Кэсси! Это сейчас он прикидывается спокойным, а поначалу просто рвал и метал. Не знаю, в чем дело, но твой приезд имеет для него колоссальное значение. Но вот почему, хоть убей, не пойму.

– Возможно, в нем взыграли запоздалые отцовские чувства? – криво усмехнулась Кэссиди.

– Он тебя любит, Кэсс. Просто души в тебе не чает, и ты сама это знаешь. Однако он органически не способен считаться с кем бы то ни было. В первую очередь он всегда блюдет собственные интересы, в отношении всех остальных он глух и слеп. И внутренний голос подсказывает, что на сей раз он перегнул палку. Боюсь, в своем безграничном стремлении к самоутверждению он зайдет слишком далеко.

– Пытаясь доказать, что Ричард Тьернан невиновен?

Мабри возвела на нее полные печали глаза.

– Не знаю, Кэсси, – промолвила она. – Это меня больше всего и пугает.

* * *

– Ну и как она вам?

Ричард Тьернан не шелохнулся. Он лежал на кровати, освещенный ярким, но совсем не жарким мартовским солнцем. Он думал о ней – она не выходила у него из головы с той самой минуты, как он увидел ее в огромной кухне.

– Она совершенно не такая, как вы ее описали, – глухо произнес он.

Прикрыв за собой дверь, Шон О'Рурк вошел и грузно уселся в кресло, которое стояло в углу. Он отхлебнул из доверху наполненного стакана, и по спальне разлился кисловато-сладкий аромат ирландского виски.

– Я, между прочим, писатель, дорогуша, – обиженно пробасил он. – Причем удостоенный едва ли не всех мыслимых премий. Так что не вам, черт побери, говорить, что я не способен описать собственную дочь!

– По вашим словам, она – высокая, некрасивая и напрочь лишенная воображения.

– Да, я так сказал? – На миг Шон показался озадаченным. – Что ж, но ведь я показал вам ее фотографию. А что касается роста – она и в самом деле высокая.

– Верно, – кивнул Тьернан. – Но уж, безусловно, не некрасивая. И воображения у нее хоть отбавляй. При одном лишь взгляде на меня уверилась, что я сначала изнасилую ее, а потом убью прямо на кухне.