Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смелее, – шепчет он сам себе, на цыпочках подкрадываясь к дверце шкафа, где спит племянник. – Да, это ужасно. Но цель оправдывает всё. Да, это жестоко, но мы станем очень богаты и знамениты. Мы прославимся. И тогда на нас никто не посягнёт! Нас никто не закроет. Сделай это, Эрни. Сделай. Для будущего, для семьи, для бедного маленького Стена…
Он открывает дверцу. Сноп лунного света падает на спящего мальчика и на ведёрко. Там плещутся рыбки – красивые, нежные, золотые. Эрни уже всецело погрузился в своё видение. И противиться неизбежному уже не в силах. Усмехнувшись, он запускает в воду пятерню, и вылавливает рыбок, одну за другой, одну за другой, – и бросает на сковородку.
Двенадцать пойманы. Задыхаясь, они извиваются, корчатся на сковородке. Тринадцатая чудом уворачивается от пальцев Эрни. Снова и снова. Он недовольно морщится, цокает языком.
– Да стой ты! Ух, малявка противная!
Мальчик шевелится во сне. Эрни приседает, замирает как статуя, едва дышит. Двенадцать рыбок открывают ротики в мучительном безмолвном отчаянии. Мальчик спит. Эрни прикрывает дверцу шкафа, отползает прочь.
– Пошли со мной, милашки, – шепчет он рыбкам. И спешит к своим станкам. – Больно не будет, ни капельки, – приговаривает он.
Он нажимает кнопки, дёргает рычаги, щёлкает переключателями. И улыбается, улыбается во весь рот. До ушей. И сжимает кулаки. Станки оживают, приступают к работе. Эрни прыгает и скачет от радости.
Стен просыпается, когда за окном уже светло. Просыпается без будильника, без гудка, без сирены. Он трёт глаза, испуганно вскидывается:
– Я опоздал?
И тут взгляд его падает на пустое ведёрко.
Единственная рыбка поднимается из глубины. И делает ротиком о‑О-О‑о! И Стен слышит, нутром слышит её истошный крик.
Мои собратья! Мои сотоварищи! – взывает рыбка.
– Твои сотоварищи! – повторяет Стен. – Где они?
Рыбка плывёт бочком, отворачивается, не смотрит ему в глаза. Их похитили!
– Похитили? Что значит «похитили»? Кто похитил?
Нет ответа. Рыбка уплывает на самое дно и горюет там молча.
И тут снаружи слышится крик.
Крик радости. Крик триумфа.
– Да! ДА! ДА! ДА!
– Нет! – Анни ахает.
– ДА! – вопит Эрни.
Стен распахивает дверцу шкафа.
Дядя оглядывается и кричит:
– Ликуй! Это победа! Это наша новая линия!
Он поднимает маленькую консервную баночку с большими золотыми буквами на этикетке: Золотые рыбки Эрунда.
Ну и что бы ты сделал? Скакал от радости? Хвалил дядю за отличную идею? Бил его руками и ногами куда ни попадя? Сказал бы: «Я прощаю тебя, дядя Эрни. Я знаю, что ты хотел как лучше»? Или, может, ты бессильно колотил бы кулаками землю? Кричал от боли? Выл от ярости? Топал ногами, шипел, плевался слюной?
Спросишь, что сделал Стен? Ничего. Он увидел консервную банку и оцепенел от ужаса. Не мог двинуться, не мог говорить. А Эрни всё поглаживал баночку и сулил всей семье златые горы. Взгляд Стена потускнел, остекленел, а дядя всё расписывал будущее: как все полки в магазинах будут заставлены банками с ЗОЛОТЫМИ РЫБКАМИ ЭРУНДА, лучшим рыбным деликатесом в мире. В знаменитом отеле «Ритц» ЗОЛОТЫЕ РЫБКИ ЭРУНДА станут фирменным угощением.
Анни подошла к племяннику, попыталась обнять его, прижать к груди. Но он не мог двинуться. Окаменел. Его сердце билось в унисон с беззвучными трагическими призывами тринадцатой рыбки: Мои собратья! Мои сотоварищи! Мои утраченные друзья!
Стен поморгал, откашлялся, взял в руки своё ведёрко.
– Тётя Анни, я пойду погуляю, – произнёс он.
– Погуляешь?
– Да, погуляю.
Эрни улыбнулся.
– Хорошая идея, парень! – сказал он. – Разомни ноги. Прочисть мозги. Глотни свежего воздуха. – Дядя подмигнул жене. – Видишь? Он переживёт. И не такое переживали, верно, сынок?
Стен шагнул к двери. Эрни протянул руку, чтобы по обыкновению взъерошить ему волосы. Мальчик обернулся.
– Не надо больше так делать, – тихо сказал он. И открыл дверь.
– Стен! – растерянно окликнула его Анни. – Куда же ты? Куда?
– Всё со мной будет хорошо, тётя, – ответил он.
– Видишь? – сказал Эрни. – Хватит над ним квохтать. Парню нужна самостоятельность. – И тут его осенило. – Эй, Стен! Сходи-ка на ярмарку. Раздобудь для меня побольше этих красавиц. Пару-тройку тонн, а? Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Консервы с золотыми рыбками! Всем рыбам рыба! Они вытеснят с прилавков сардины! Они свергнут тунца! Они уничтожат анчоусы! Вот это изобретение! Я – гений! Я – гений рыбного производства! До славы и богатства рукой подать… Ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Стен бросил один последний взгляд на дядю с тётей, развернулся и вышел на улицу.
Анни выскочила следом – и остановилась на пороге, только повторяла «Стен… Стен…», а он уходил всё дальше и дальше. Он так удручён! Может, надо бежать за ним? Или надо вернуться домой и попытаться успокоить мужа? Тётушка Анни не знала, что делать. Но за Стеном наблюдал ещё один глаз – глаз Кларенса П. Клаппа, эсквайра. Его белый ДУРЕН-фургон был припаркован меж кустов в конце улицы. Кларенс П. вперил глаз в телескоп. Сначала он навёл телескоп на Стена, а затем – на распахнутую дверь дома 69.
– Гаг небриздойно, – пробормотал он. – Гаг низгобробно.
Он оторвался от окуляра.
– Эдо абзолюдно одврадидельно, барни.
Дело в том, что на этот раз Кларенс П. приехал не один. С ним была целая ДУРЕН-команда: в фургоне сидели четверо одетых в чёрное наголо обритых амбалов с массивными шеями и лапищами. Звали их Дуг, Альф, Фред и Тед.
– Змодриде в друбу, барни, – сказал Кларенс, и вся ДУРЕН-команда полезла к телескопу. – Что думаеде? – спросил их начальник.
Дуг согласился, что это непристойно.