за колбасу. На дармовой кусок глянул подозрительно, ещё подозрительнее — на Семёныча. Но не устоял перед искушением. Подошёл, и тут же был пойман за шкирку. Считается, в этом месте у кошек много лишней шкуры, за которую удобно держать. Будучи схваченными, они, якобы, не могут достать коварную руку ни передними, ни задними лапами. Враньё!

Черныш в мгновение ока разделал фотографа под американский флаг и едва не вырвался. Но Семёныч, сам шипя, как кот, всё-таки затолкал зверя в мешок. Крепко-накрепко затянул горловину, выдохнул и пошёл промывать раны. Кот сперва пробовал продрать прочный брезент изнутри, потом затаился, будто пленный партизан.

Человек с котом в мешке сели на трамвай. Долго ехали. Вышли на остановке перед Крымским мостом. Оставалось выждать время и точно с середины пролёта швырнуть мешок в реку. Уже на месте Семёныч подумал: "Надо было прихватить груз, чугунный утюг. Чтобы зверь сразу пошёл на дно и не мучался". Подумал — и аж плюнул всердцах через перила: "Да что ж ты делаешь, Миша, туды твою растуды? Убивать тебе, конечно, приходилось, и не только животных. Но одно предательство на другое? Думаешь, поможет?" Стало до того паскудно, хоть сам сигай с моста. А кот завозился в мешке, мяукнул тихонько: то ли жалобно, то ли сочувственно...

Выпуская Черныша из мешка в родном дворе, фотограф не знал, куда провалиться со стыда. Плевал на любые узоры судьбы. А котяра, как назло, не слинял сразу. Отбежал на безопасное расстояние, сел и принялся вылизывать помятую шкуру, посверкивая на человека жёлтыми глазами. Очень злыми, но такими понимающими, чтоб ему пусто было!

Семёныч хотел крикнуть: "Кыш!" Вместо этого едва слышно шепнул: "Прости!" И вдруг снова почувствовал свой недоплетённый узор. Уловил развилку. Обрадовался чуть более длинному пути, но безо всяких дурацких жертвоприношений.

Потом понял: жертва требуется от него самого. В те годы безобидные, но эксцентричные поступки на улицах города могли сойти с рук, а могли обойтись довольно дорого, где и как повезёт. В полдень Семёнычу нужно было выйти в центр Красной площади, дождаться, когда умолкнут куранты, и трижды, с интервалом в десять секунд, громко прокукарекать. Третий раз он голос подать не рискнул, ведомый под руки крепкими ребятами в штатском. Отговорился данным по пьяни зароком. Отпустили к вечеру, пообещав неприятности и слегка намяв бока. Что было бы, проори он в третий раз? Да то же самое, наверное. Не убили бы, не посадили. Но в нужный момент струсил, а потом уже без толку: кричи хоть кочетом, хоть кречетом...

С Ларисой у них всё и так сладилось. Лишь четыре года назад непрощённая обида проросла опухолью и сожрала жену в несколько месяцев. Семёныч не соотнес бы болезнь с давними событиями, но Лариса сама проговорилась:

— Проклятый бабник! Ненавижу! Помнишь наш разговор? Я очень хотела привыкнуть, не обращать внимания на твои походы налево. Не смогла: терпела и мучилась. Помру, пусть тебе больше ни с одной женщиной хорошо не будет!

Узелок затянулся. Радость ушла практически сразу, мужская сила — чуть погодя. Похабный голосок в голове Семёныча издевательски ввернул: "С женщинами перестало получаться, решил переключиться на парней? Рома твой — очень даже!" Старый фотограф попробовал мысленно взглянуть на ассистента под этим, раньше не интересным, углом. Хорош? Ну, как бы да, наверное. Если б самому сбросить годков, и вдруг приспичило, и взаимно. Но сейчас в этом смысле у старика ничего, нигде не шевелилось. Не отвлекало от тяги иного порядка. Какого? Будь Семёныч теоретиком, нашёл бы подходящие слова. В крайнем случае, придумал. Практик даже пытаться не стал. С трудом встал с лавки и поковылял в подъезд.

Вечерок у Ромиги выдался суматошный, да и следующее утро ему под стать. Нав ни капли не врал, говоря Семёнычу про свою учёбу, научного руководителя, диссертацию. Ромига, он же Роман Константинович Чернов, действительно закончил истфак МГУ, специализируясь по кафедре археологии. Поступил в аспирантуру и рассчитывал до конца года защитить кандидатскую. Зачем Великому Дому Навь вообще и одному наву, в частности, честно заработанная у челов учёная степень?

"Шась Принт" напечатает любые дипломы и удостоверения, не хуже настоящих. Если нужно, проныры-шасы подчистят архивы, внесут изменения в базы данных. Но никто не в силах подкорректи-ровать память разумных существ. Иногда это проблема.

Челов миллиарды. Учёных среди них тоже, в общей сложности, много. Однако в некоторых науках прослойка на удивление тонка. Все друг друга знают, лично или по публикациям. Самозванцы заметны, даже если никто их специально не вычисляет. Угроза режиму секретности, асур побери!

Конечно, когда происходит нечто экстраординарное, очень помогают корочки "тринадцатого отдела КГБ". Но многие удивительные вещи не вызывают сенсаций. Тихо, незаметно обсуждаются в узком кругу, минуя внимание большинства жителей планеты, включая тайногородцев.

Сколько раз убеждались: проще и дешевле держать руку на пульсе доминирующей семейки, играя, внешне, по принятым у неё правилам. Две области наглухо закрыты от нелюдей давним договором: религия и политика. А науку и технику в тот список никто включить не догадался. "Возможно, челы об этом ещё пожалеют".

Постоянно отслеживать всё, происходящее на планете, у Великих Домов ресурсов нет. Но если предвидеть тенденции и оказываться в нужное время, в нужном месте... Зловещая репутация тёмных основана на том, что им это удаётся лучше других.

Ромиге всегда было тесновато в замкнутом, расчётливом мирке Тайного Города. "Здесь не только колдуют и дерутся — дышат по расписанию, утверждённому Службой Утилизации!" А вокруг маленького поселения нелюдей раскинулась дразняще огромная планета. С медвежьими и кайманьими углами, разноязыкими мегаполисами, древними загадками и безумным фейерверком новых изобретений. Ромига стремился завертеть мир со всеми его богатствами вокруг своего Великого Дома. Каждый нав стремится, это естественно, как дыхание. Пути ищут разные.

Чистой правдой были и слова, что он успел повоевать. Не там, не так, как Семёныч подумал, но это проблемы слушателя. Ромига был гаркой, воином Тёмного Двора. Магия и два смертоносных клинка, сила, скорость, безупречная техника боя, вся мощь интеллекта — на идеальное выполнение приказа. Его арнат чаще сражался за пределами Города. Полуденный кошмар вампиров Саббат: "походы очищения". Холодная кровь на руках, серебристый пепел под солнцем. Ни жалости, ни страха, ни сомнений. Иногда жестокое любопытство. Два века, а потом Навь стала посылать Ромигу в бой всё реже. Прямые приказы уступили место поручениям в духе: "Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что". Шёл. Путешествовал по странам и континентам, как бы случайно оказывался очевидцем или