— Все, Арутюн Ванцикович, пришла наша очередь! Я иду с первым полком, ты — со вторым!

— Есть! — ответил Дарбинян и принялся торопливо запихивать карту в полевую сумку.

— Бог войны, ты где? — окликнул Колпаченко начальника артиллерии дивизии.

— Здесь, товарищ генерал, — выступил тот из темноты.

— Успел нанести позиции артиллерийских и минометных батарей противника?

— Так точно, товарищ генерал!

— Тогда сверим время, — Колпаченко посветил фонарем на свои часы и объявил: — На моих 5.17! Ровно через 15 минут открыть огонь со всех стволов и подавить батареи противника.

— Есть! — ответил начальник артиллерии и засел за полевой телефон.

— Вот теперь все, Арутюн Ванцикович, пошли, — распорядился Колпаченко и, хватаясь за кусты, чтобы не упасть, заскользил по склону.

Дарбинян и порученец Колпаченко, старший прапорщик Смирнов, бросились вдогонку за генералом. Молодые, юркие они быстро обошли его. Колпаченко с трудом удерживал равновесие на покрытых росой и скользких как лед камнях, чертыхался, но угнаться за ними не мог и, не выдержав темпа, воскликнул:

— Ребята, сбавить обороты!

— Александр Николаевич, не успеем, всего 15 минут! — напомнил Дарбинян.

— Арутюн Ванцикович, не поднимай паники!

— Я, паники?! Как, товарищ генерал?! — опешил тот.

— А вот так, Арутюн! Бегущий полковник, я не говорю про генерала, ничего кроме паники внушить своим подчиненным не может, — добродушно заметил Колпаченко и, отдышавшись, прибавил шаг.

У развилки дорог их пути разошлись. Дарбинян поспешил во второй полк, а Колпаченко со Смирновым — в первый.

Они обогнули скалу, и их оглушила стрельба. Это разведчики Шишова штурмовали позиции противника. Смирнов выскочил вперед, чтобы собой закрыть генерала от шальных пуль. Тот одернул его за руку и рявкнул:

— Саня, ты, куда поперек батьки?!

— Так, это, Александр Николаевич, стреляют! Вдруг…

— Никаких вдруг! Прикрой мне тыл! — потребовал Колпаченко и выступил вперед.

Преодолев ручей, они выбрались на поляну. Рядом с ней в расщелине находился КП первого полка. Его командир полковник Геннадий Анашкин доложил о готовности к атаке и горел желанием поскорее начать ее. Колпаченко понимал его состояние — каждая секунда, минута уносила жизни разведчиков Шишова, и ждал, когда вступят в бой артиллеристы.

Стрелки на мгновение застыли на цифрах 5.32, и земля содрогнулась. Артиллерия дивизии открыла ответный огонь по позициям противника. После короткой, но мощной артподготовки в небо взвились две зеленые ракеты, и полки поднялись в атаку. Это было дерзкое и устрашающее по своей ярости и стремительности наступление десантников и бойцов батальона «Восток». Проломив первую линию обороны грузинских войск, они, не встречая серьезного сопротивления на своем пути, ринулись вперед. Противник обратился в паническое бегство.

Ранним утром передовые подразделения 76-й дивизии вышли к стратегически важной дороге: Цхинвал — Гори — Тбилиси. Перед глазами Колпаченко и его подчиненных предстала картина разгрома грузинской армии. По обочинам и на дороге до самого горизонта валялась брошенная военная техника: танки Т-72, БТР, грузовики, ящики с боеприпасами. О самих хваленных грузинских рейнджерах, о которых без устали трубили тбилисские СМИ, напоминало разбросанное повсюду натовское военное обмундирование. Одно лишь появление русских десантников и бойцов батальона «Восток» вызвало в их рядах неописуемый ужас. Ища спасения, они срывали с себя форму и переодевались в «гражданку». Те, кому не удалось добыть штанов и рубашек, бежали в одних трусах.

Десяток трясущихся от страха горе-вояк, тех, кто не успел унести ноги, подчиненные капитана Шишова обнаружили в заброшенном свинарнике и передали для разбирательства контрразведчикам Первушина.

Теперь, когда кольцо окружения вокруг грузинских войск замкнулось, а подход резервных сил со стороны Гори был наглухо перекрыт, Борисов, Колпаченко, Первушин и Ямадаев снова собрались вместе, чтобы обсудить план дальнейших действий. Информация, поступившая к ним от передовых разведгрупп, выдвинувшихся в район Гори и военной базы 4-й пехотной бригады, говорила: паника, подобно чуме, охватила не только армейские части, а и полицию со спецслужбами. Все что могло ехать и катиться устремилось из Гори в Тбилиси.

Путь на столицу Грузии был открыт. Боевой азарт, охвативший Борисова, Колпаченко и Ямадаева, порождал соблазн одним стремительным марш-броском достичь Гори и дальше пробиваться к Тбилиси. На эти их предложения из Генштаба доносилось лишь невнятное мычание, там не могли поверить в столь быстрый и ошеломляющий успех. Заскорузлые мозги паркетных военачальников с трудом переваривали свалившуюся на них победу. Поэтому Борисову, Колпаченко и Ямадаеву ничего другого не оставалось, как воспользоваться паузой и дать передышку подчиненным. Измотанные не столько боями, сколько тремя бессонными ночами и изнурительным маршем из Моздока в Южную Осетию, они на ходу засыпали и валились с ног. Колпаченко, выставив боевое охранение на высотах, распорядился: «Всем спать! Три часа!»

Прошло нескольких минут, и огромное кукурузное поле исчезло под колесами машин и телами четырех с лишним тысяч бойцов. Они сделали все, что было в их силах и даже больше: своей победой дали карт-бланш российским политикам поставить на место зарвавшийся, самонадеянный Запад. Этой победой они сказали всему миру: «Многострадальная, брошенная в нищету и все-таки непобедимая Русская, Советская, Российская армия жива и способна дать отпор зарвавшемуся агрессору».

Сделав свое великое дело, они, офицеры и рядовые, спали крепким сном. Шаловливый ветерок беспечно гулял по дороге, разметал по кустам грозные приказы, инструкции, указания грузинских военачальников. Они уже не несли смерть, они стали просто клочком серой бумаги. Ветерок ласково играл буйными кудрями сладко посапывавших русских пареньков — вчерашних школьников, закручивал щеголеватый ус молоденького лейтенанта, одержавшего свою первую боевую победу, зарывался в густой, обильно посыпанный ранней сединой, ежик Дарбиняна и нежно щекотал богатырскую грудь Колпаченко. Это была потрясающая по своей выразительности картина — картина, достойная гениальной кисти великого мастера Александра Верещагина.

Спал и Первушин — спал мертвецким сном. Попытка старшего оперуполномоченного майора Дроздова разбудить его ни к чему не привела. Он решил использовать последнее средство — и, склонившись к уху Первушина, прошептал: «Сорок пять секунд. Подъем!» Эти четыре магических слова произвели чудо. Первушина, как на пружинах, подбросило над землей. За пять лет учебы в Академии ФСБ эта команда навсегда вошла в его подсознание. Присев, он осоловело захлопал глазами, и когда они, наконец, открылись, то не поверил тому, что увидел. Рядом с Дроздовым стоял живой из плоти и крови заместитель руководителя Департамента военной контрразведки ФСБ России генерал-майор Юрий Шепелев. За его спиной стеной выстроились три «качка».