– Ты меня не любишь, – качая головой, горько усмехался Мухаммед. – Ты меня не любишь.

Денег не было, и приходилось голодать, чтобы мужу было что поесть. Потому что у мужчин обмен веществ в два раза быстрее, им надо много кушать. Желательно мяса. Хорошо, что Артамонов в своё время познакомил её с «чаем тибетских монахов», проведя с ней курс «на выживаемость». Чаем тибетских монахов оказался обыкновенный масала-чай. Если утром выпить стакан этого чая, то энергии хватит на весь день. На этом напитке она могла жить месяцами. Главное, чтобы был хороший, качественный чай, молоко и сахар.

Ситуация усугублялась тем, что Мухаммед был шахматистом. И не просто шахматистом, а лучшим шахматистом города. Бывает и такое – шахматист и футболист одновременно. Мухаммед обожал играть в шахматы, но с ним уже никто играть не хотел, потому что он у всех выигрывал. Мухаммед расстраивался, как ребёнок. Приходилось играть Ларе. Но от голода у неё всё время кружилась голова и она плохо концентрировалась и соображала.

Она ненавидела шахматы с детства. В шахматы её научила играть мама. Как и Мухаммед, мама была одним из лучших игроков города в шахматы. Выиграть у неё было невозможно. К чему играть, если заранее знаешь, что проиграешь?

Кони были мамиными любимыми фигурами, и Ларе никогда не удавалось просчитать все возможные ходы маминых коней, как она ни старалась. Зато она извлекла урок из этой игры. Каждый раз, когда на её пути возникала неразрешимая жизненная ситуация и все вокруг ахали: «Что же ты теперь будешь делать?», она отвечала: «А теперь я буду делать ход конём». Только истинные шахматисты поймут глубокий смысл этой фразы.

– Вот свести бы вас на пару с мамой, и играли бы себе на здоровье, – злилась Лара. – Тоже мне, семейка шахматистов.

Иногда приходилось голодать, чтобы купить себе что-нибудь из дорогой косметики.

– Первый раз в жизни вижу женщину, готовую голодать неделю, чтобы купить себе пудру от «Кристиан Диор», – говорил Мухаммед.

– Мухаммед, если у меня нет дорогой косметики, у меня начинается паника, что я бомж.

– Можно подумать, у тебя в России была дорогая косметика.

– В России у меня было всё. В России у меня был свой киоск «Ланком», о котором мало кто знал. Потому что у бандитов это было «не по понятиям». Я закупала продукцию в магазине «Ланком» Санкт-Петербурга, где у меня были знакомые, и я первая, кто познакомил Урал с косметикой «Ланком». Так что давай не будем начинать этот разговор, я к тебе не девочкой с улицы пришла. У меня были сбережения, и ты видел мои шубы. Одну из которых, между прочим, мою любимую чернобурку, украл твой друг. Местный араб. Полицейский. В голове не укладывается.

– Он клептоман.

– Да, клептоман по шубам. И ходит сейчас какая-нибудь девица лёгкого поведения в моей шубе. Самое что ни на есть обидное. Потому что у меня отношение к вещам, через сказки Андерсена, как к живым существам, особенно к любимым вещам. Лучше было бы её сжечь.

– Кого? Девицу или шубу?

– Обеих.

Джулия, та что из Германии, часто говорила: «Девчонки, чего вы так себя изводите? Я вот купила пудру на суке (рынке) за четыре дирхама – и нормально, не хуже ваших „Кристиан Диоров"». Наталья была в полном недоумении от такой постановки вопроса. Как и Лара, Наталья и Ольга были любительницами дорогой, брендовой косметики.

«Дешёвая косметика всегда смотрится ДЁШЕВО, – отвечала Лара. – Косметика – это как духи: либо дорогие, либо никаких».

Эмираты 90-х

В 90-е в Эмиратах всё было по-другому. Видимо, в ОАЭ прилетали не самые лучшие представители российской диаспоры, поэтому приходилось трудно. Во многих солидных учреждениях было неофициальное табу на русских. Их не брали на работу, дабы не портить репутацию. Русские пользовались дурной славой, при этом никто не разбирался, действительно ли это были русские или с постсоветского пространства. Работы для русских не было, и рабочие визы никто не хотел открывать. Никто не хотел рисковать.

Первое, что говорили Ларе, – «Впервые вижу русскую, которая свободно разговаривает на английском». Это говорили везде. Не было такого места, где бы это не было сказано. Видимо, до неё они встречались непонятно с кем. «Те русские, которых знаю я, свободно владеют четырьмя языками (Джулия) и редактируют документацию своих британских начальников (Ольга). А по каким помойкам вы собираете русских, я не знаю», – отвечала Лара. Ей не нравилось такое уничижительное отношение к русским.

В то время самой популярной игрой среди экспатов было «наври о своём происхождении». Здесь все экспаты были либо «выходцами из королевских семей», либо, на худой конец, разорившимися аристократами, волею злой судьбы или по чистой случайности оказавшиеся в Эмиратах. Когда Лару спрашивали, кто её родители, она отвечала: «Мама работает судьёй». – «Ну, эта совсем завралась! Где это видано, женщина – судья! Придумала бы что-нибудь более правдивое».

Ещё её спрашивали: «А как же у вас мальчики с девочками учатся в старших классах? Они же там в туалете пересношаются друг с другом!» Она представляла своих одноклассников, школьные туалеты советских времён… Нет, не складывалось. Картинка не получалась. И потом, в старших классах их настолько загрузили уроками, экзаменами и зачётами, что не было времени подумать о чём-то ещё. Но самое главное то, что ЦЕННОСТИ БЫЛИ ДРУГИЕ. Им в старших классах даже в голову такое не могло прийти… Всё-таки была огромная пропасть между культурами, и только знание и понимание Корана вносило ясность в ситуацию.

Лара любила гулять. Ни одна прогулка не обходилась без приключений. Складывалось такое впечатление, что она единственная европейка на весь город, хотя позже узнала, что это было не так. Просто другие не гуляли по улицам.

Как-то за ней увязался местный араб: «Пойдём ко мне в машину» да «Пойдём ко мне в машину». Такое случалось сплошь и рядом, и обычно она не реагировала. Но тут её опять переклинило. Она резко развернулась и сказала: «Скажи своей маме „пойдём ко мне в машину"!» Это было ниже пояса. Так говорить было нельзя.

Это считалось большим оскорблением. «Локал» подлетел к ней, как ужаленный, и замахнулся. Внезапно для себя она вспомнила свои далёкие уроки кёкусинкай, блокировки ножей и остановила его летящую руку. «Значит, твоей маме нельзя говорить „пойдём ко мне в машину", а мне можно?» – зло сказала она. – «Вы, русские, все шлюхи!» Она залепила ему звонкую оплеуху, за маму, за бабушку, за сестру, за всех своих родственниц. Он снова замахнулся, но она опять блокировала удар. «Наши женщины, в отличие от ваших, работают судьями, прокурорами и летают в космос! – прошипела она ему в лицо. – И если ты сейчас же не уберёшься, я подниму крик, что ты пытался меня изнасиловать, и у меня найдётся не одна дюжина свидетелей». Их уже окружила толпа зевающих индусов, чтобы посмотреть «живое кино». Ещё бы, не каждый день русские раздают оплеухи арабам в публичных местах.

Они развернулись друг к другу спинами и пошли прочь, каждый со своей злобой.