– Думаю, самодовольства в тебе и так достаточно. – Потом она звонко рассмеялась и добавила: – Ох, Джеймс, как я рада тебя видеть! Подожди минутку, я принесу кофе. Моя помощница приходит только по утрам.

Пока Кэтрин не было, он осмотрелся. Некоторые предметы меблировки показались ему очень знакомыми, кое-что было вполне добротным. Наверное, мать обставила комнату. Надо повидать Холдернесса и выяснить, какие у него права с точки зрения закона. Если он решит продать имущество, то Гейт-Хаус тоже будет продан, и в этом случае он должен быть свободен от жильцов. Однако если Кэтрин получила его без мебели и платит за него аренду, выселить ее будет невозможно. Загвоздка в том, что письменного соглашения могло и не существовать, и ничто не указывает на то, что присутствие мебели из Меллинг-Хауса представляет собой сдачу в аренду меблированного помещения. Если бы это было так, то он мог бы отправить Кэтрин уведомление о выселении; однако если его мать подарила ей мебель, то это могло оказаться невозможным. Кэтрин – красивая женщина, красивее, чем двадцать пять лет назад – тогда она была полновата. Он подумал о Риетте. Она, вероятно, располнела – с такими статными девушками это иногда случается. Ей сейчас должно быть сорок три.

Кэтрин вернулась с кофейным подносом и, словно прочитав его мысли, спросила:

– Ты видел Риетту?

– Еще нет.

Она поставила поднос на столик с резной волнистой кромкой. Он помнил, что это ценная вещь. Он решил, что Кэтрин хорошо устроилась, даже слишком хорошо.

– Здорово было бы, если бы мы уговорили ее прийти, правда? Только дело в том, что она не выйдет из дома.

– Почему?

Кэтрин рассмеялась.

– Джеймс, дорогой, ты видно забыл, что за место Меллинг. Он не изменился.

Говоря это, она подняла телефонную трубку. Он подошел и встал с ней рядом; услышал щелчок поднятой трубки на том конце, а затем голос Риетты – как и Меллинг, он нисколько не изменился.

– Да?

– Это Кэтрин. Слушай, Риетта, Джеймс здесь. Да, стоит рядом. И мы оба хотим, чтоб ты зашла. А если собираешься использовать в качестве отговорки Карра и его девушку, мы оба, я и Джеймс, будем точно знать, что думать.

Риетта спокойно сказала:

– Я буду очень рада снова увидеть Джеймса. Не оставляйте для меня кофе, я уже выпила чашку.

Кэтрин повесила трубку и повернула к нему смеющееся лицо.

– Я так и знала, что это заставит ее прийти! Она не захочет, чтобы ты решил, что она избегает встречи с тобой.

– Почему она должна избегать меня?

– Да нет никаких причин. Странно, что вы оба так и не обзавелись семьями, правда?

Он ответил довольно резко:

– У меня не было на это ни времени, ни желания. В одиночестве движешься быстрее.

– Ты так быстро двигался?

– Достаточно быстро.

– Попал, куда хотел?

– Более или менее. Всегда есть новые горизонты.

Она со вздохом подала ему кофе.

– Ты, должно быть, пережил чудесные времена. Расскажи мне!

Риетта вошла в дом, на маленькую квадратную площадку у подножия лестницы, и повесила пальто на стойку перил. Она злилась, потому что Кэтрин хитростью вынудила ее прийти. Она сказала «нет» и подразумевала «нет», но отказаться снова, зная, что Джеймс слушает, – этого она не могла сделать. Ему, как и всем в Меллинге, должно быть ясно, что она встретится с ним по-дружески, но равнодушно. Она посмотрела на свое отражение в старом зеркале на стене. От гнева ее щеки пылали ярким румянцем. Она пришла в чем была – в старом красном домашнем платье. Оттенок был ей к лицу, длинные классические складки прибавляли статности ее фигуре. Она открыла дверь в гостиную и услышала слова Кэтрин:

– Как чудесно!

Джеймс поднялся и пошел ей навстречу.

– Здравствуй, Риетта.

Их руки соприкоснулись. Она ничего не ощутила. Гнев испарился, напряжение спало. Потому что это не был призрак, вернувшийся из прошлого, чтобы ее потревожить; перед ней стоял незнакомец – красивый, представительный незнакомец средних лет.

Он и Кэтрин сидели по обе стороны от камина. Она взяла стул и села между ними – чужеродный образ в пастельной комнате Кэтрин. Комната сразу же показалась тесной: слишком много лежащих повсюду безделушек, слишком много бледных нежных оттенков. Она сказала:

– Я зашла только поздороваться. Мне нельзя задерживаться – у меня гостят Карр и его подруга.

– Карр? – Он повторил это имя, как сделал бы любой незнакомец.

– Сын Маргарет. Ты помнишь, что она вышла замуж за Джока Робертсона? Они оставили Карра со мной, когда уехали на Восток. Обратно они так и не вернулись, так что растила его я.

– Карр Робертсон… Печально слышать о Маргарет. Сколько мальчику лет?

– Мальчиком его уже не назовешь. Ему двадцать восемь.

– Женат?

– Был. Она умерла два года назад.

– Какое несчастье. Кажется, я все время задаю не те вопросы.

– В жизни всякое бывает.

Кэтрин наклонилась, чтобы поставить свою чашку.

– Не переживай. Никто из нас по-настоящему не знал Марджори. Меллингом она не интересовалась. Думаю, Риетта видела ее в лучшем случае дюжину раз. А что касается Карра, то можно сказать, что его есть кому утешить. Девушка, которую он привез погостить, – ослепительная блондинка.

– Это низко, Кэтрин! – рассердилась Риетта.

Все тот же решительный голос, все тот же открытый гнев. Афина Паллада, презрительно обращающаяся к смертной. Красивое создание, с которым, вероятно, не очень комфортно жить. Он стал расспрашивать о жителях деревни. Минут через двадцать она поднялась уходить, и он сказал:

– Я пройдусь с тобой.

– В этом нет необходимости, Джеймс.

– Приятные вещи не всегда необходимы. Если позволишь, Кэтрин, я еще вернусь, так что не прощаюсь.

На улице было темно: луны не было, но небо было безоблачное, звезды лишь слегка заволокла дымка, которая рассеется, едва сентябрьское солнце снова взойдет. В теплом влажном воздухе витал легкий запах дыма и опавших листьев. Когда они прошли примерно треть короткой дороги до дома Риетты, Джеймс сказал:

– Я хотел поговорить с тобой, Риетта. Я не знаю, какие договоренности были у мамы с Кэтрин касательно Гейт-Хауса. Ты не можешь мне помочь?

Она замедлила шаг и пошла с ним в ногу.

– Не думаю, что смогу. Почему ты не спросишь у нее?

Кажется, его позабавил этот вопрос.

– Ты и правда думаешь, что это лучший способ выяснить? Я думал о чем-то более беспристрастном.

– Тогда тебе лучше спросить у мистера Холдернесса.