чьего появления всё началось. Я чувствовал, как живот начинает повторно скручивать об одном воспоминании о девчонке или её кошмарном медведе. Всё что угодно, но только не она.

— Давай, чего ты там про неё надумал? — услышал я свой голос.

Хали-Гали глубоко вздохнул. Ему понадобилось некоторое время, чтобы собраться с силами и заговорить. Рассказывал долго. Отчасти так было из-за его заикания. Иногда Хали-Гали подолгу не мог одолеть одно и то же слово несколько минут и заходил на повторный круг его произношения снова и снова, пока у меня не выходило терпение, и я не заканчивал за него. Иногда напротив — пацан говорил довольно бегло, и фиг его знает, от чего это зависело.

Короче, идеи Хали-Гали в основном повторяли мои недавние размышления, однако негодяй развил их куда дальше того, до чего дошёл я.

Поначалу Хали-Гали объяснял для себя странное поведение новенькой желанием сбежать. Собственно, как и я. То есть, скорее всего, после больницы девчонке угрожала колония, а то и психушка. Однако с этим не вязались её попытки добиться от игрушечного медведя каких‐то решительных действий. Я это спокойно списал на то, что девица не в себе, а то и вообще помешанная, но Хали-Гали пошёл другим путём и решил для себя, что новенькая здорова, просто находится в стрессе или в шоке. Короче, не суть. Главное в рассуждениях Хали-Гали — это то, что она пыталась убежать вовсе не для того, чтобы спастись самой, а чтобы спасти кого‐то другого. Действительно, она тогда кричала что‐то вроде: «Она уже здесь!» и «Помоги ей, пожалуйста!» Чтобы спасти кого‐то от этой загадочной её, девчонка и пыталась сбежать. А когда поняла, что ничего не выйдет, то попыталась отправить на помощь единственного, кому, со своей точки зрения, могла доверять — собственного плюшевого медведя.

Здесь доказательства нормальности новенькой Хали-Гали дали слабину, ну, типа нельзя называть адекватной деваху, которая на полном серьёзе пытается отправить со спасительной миссией игрушку.

Хали-Гали показал пальцем на Глюкера, который уничтожал всё съестное со скоростью сельскохозяйственного комбайна, и заключил, что толстяк, например, тоже не выглядит таким уж нормальным. Потом он напомнил о том, что мы слышали в четвёртой палате перед тем, как новенькая попыталась удрать. А это он ещё не знал, что было у нас ночью.

Короче, Хали-Гали уничтожил мои последние попытки удержаться в нормальности.

В общем‐то, если принять доводы этого Шерлока, то получалось, что новенькая прошла через что‐то очень страшное и едва осталась жива. Её медведь, очевидно, сыграл в этом не последнюю роль. Теперь, когда она со своим Потапычем оказалась в больнице, некто, по её мнению, остался без защиты, которую новенькая или её плюшевый медведь могли обеспечить.

Когда я подвёл итог, Глюкер заржал самым оскорбительным образом.

— Это н-ничего. Н-нервы. Я к… к д-е-эвчонкам п-ой-ду. Н-нада им расс… ка-азать.

К этому моменту Миха более или менее пришёл в себя, и мы с ним увязались за Хали-Гали в четвёртую палату. Глюкер решил, что на сегодня с него хватит впечатлений, и решил зарыться под одеяло.

Однако через минуту он уже догнал нас, поскольку сообразил, что для этого ему пришлось бы остаться в одиночестве.

Девчонки сидели, уткнувшись в телефоны. Кто‐то играл, другие, собравшись в кучку, пытались пробиться в сеть, третьи снимали видосы впрок, чтобы выложить сразу, как только появится Интернет.

Народу собралось шесть человек, хотя обычно в палатах на нашем этаже селилось по три-четыре. Лишними здесь, конечно, были бывшие обитательницы тринадцатой, откуда им пришлось переезжать в срочном порядке.

Девчонки сидели кто у себя на кроватях, кто на столе или окне, а кто и вовсе прямо на полу. В палате царили ужасная духота и запах потных носков.

А ещё про нас, пацанов, что‐то говорят.

Не зная, как к нашей информации отнесутся переселенцы, мы с Михой вызвали Соню, Киру и Софу. Чтобы не палиться, мы вернулись к нам и поплотнее закрыли дверь.

Я и Хали-Гали по очереди объяснили наши последние умозаключения. По ходу рассказа мы воодушевились так, что последние реплики практически выкрикивали. Но наш горячечный энтузиазм естествоиспытателей, совершивших открытие, мигом разбился о простое и ёмкое Сонино:

— И чё?

— В смысле и чё? — растерялся я.

— В коромысле! — Соня капризно сложила губки с таким видом, будто всё, что она думает, само собой разумеющееся. Однако, не найдя на наших лицах чего‐то хоть отдалённо похожего на понимание, девушка закатила глаза и снизошла до объяснений: — Да вообще пофиг, кого там эта притыренная хочет спасать со своим медведем. Нам‐то что?

— А т‐то, что… — пустился в объяснения Хали-Гали, — м-может, ей какая‐то помощь н-нужна.

— И чё? — Соня снова прибегла к своему железному аргументу.

Будто ища поддержки, Хали-Гали посмотрел на остальных девчонок. Поддержки не нашёл. И тогда он обернулся к нам с Михой, ощущая в нас надёжный тыл.

Мишка за словом в карман не полез.

— Ну, тип прикольно. С ней явно связана какая‐то загадка! И не знаю, как вы, но я собираюсь её разгадать!

Соня фыркнула и затолкала в рот пластинку Orbit. Софа покрутила пальцем у виска. Кира, судя по виду, явно заинтересовалась, но, чтобы не упасть в глазах однопалатниц, тоже сказала, что ей это неинтересно.

— Да вы чё? — настаивал Миха. — Это ж как в ОСД [3]! Вдруг она психичка, как и Оди?

На этот раз Соня даже спорить не стала. Она просто надула большой пузырь из жвачки и лопнула его прямо напротив лица моего друга. То есть максимально оскорбительно.

— В-вы что? — вдруг вскипел Хали-Гали. — Как-кая загадка? Как-кая псих… ичка? В с-смысле «и чё»? Вы офигели? Ч-человеку, м-м… может, грозит смерть, а вы т-тут… т-тут… Да ну вас!

Хали-Гали внезапно махнул рукой и вылетел из палаты со всей доступной ему скоростью.

— Чего это он? — спросила Кира.

Мы с Михой переглянулись и ничего ей не ответили. А что тут скажешь, если и сам не знаешь?

— Вообще‐то он прав, — наконец сказал я. — Что, если новенькой и правда нужна помощь?

Соня сложила губки и закатила глаза. Остальные девчонки переплели руки на груди и уставились на меня с таким видом, будто я только что сморозил что‐то неприличное.

— Ну, вот чем мы ей можем помочь? — тем временем напустилась на меня Соня. — Мне двенадцать, тебе тринадцать, этому вот… — она посмотрела на Миху. — Тебе сколько?

— Четырнадцать, — обиженно выдавил Мишка. — Будет. Скоро. Через полгода.

— Этому тоже тринадцать! — округлила Соня. — Вот чем мы можем помочь этой притыренной? Это в ваших американских сериалах дети