придет, а это категорически отличалось от ее планов прийти куда-нибудь, пусть она и не знала куда нужно было идти. Куда-нибудь где точно есть пища, а еще кровать и камин; и что так не похоже на Здесь: где только холодное бушующее море и золото.

Выбор падал на сердце.

«О нет, деточка, только не туда!» — крикнула бы ей я, или ты или любой другой взрослый, не раз и не два сталкивавшийся с сердечной растерянностью. Но напоминаю, что Сентябрь была Скорее Бессердечной и не чувствовала перед собой никакой опасности. Обычное чувство для ребёнка.

И не столько рассуждения сформировали её решение, сколько клубящийся тоненькой струйкой дымок, который она заметила далеко впереди на этом направлении. Через мгновение ее уже не было на перекрестке; а четырехрукая красавица, вырезанная из вишневого дерева, поглядела Сентябрь вослед, печально потрясла головой и закрыла глаза.

Более или менее удачно перепрыгивая золотые слитки, которых оставалось уже немного, Сентябрь бежала к месту, откуда вился дым, и то и дело громко выкрикивала слова приветствия, или междометия, привлекающие внимание. «Привет!». «Привет!»

Она увидела большой и широкий горшок (котел, разумеется), вокруг которого стояли, нависая, три сгорбившиеся фигуры. Одеты они были не изыскано, но со вкусом; платья, — старомодные, с высоким воротом и турнюром — выделяли среди собравшихся двух женщин, а мужчина, еще довольно молодой на вид, носил красивый черный костюм с фалдами. Только эти наблюдения случились чуть позже, — потому что первым, что действительно увидела Сентябрь, были их шляпы.

Любому ребенку известно, как выглядит обычная ведьма. Нос крючком, бородавки, жестокая улыбка, — куда уж без всего этого. Но на самом деле никуда только без шляпы. Шляпа определяет всё, — черная, заостренная кверху, с широкими полями; а крючковатый нос или бородавки или жестокая улыбка встречаются и у обычных людей, не умеющих колдовать вообще. Именно шляпами утверждаются различия. Сентябрь это было хорошо известно все те годы, что она прожила в том месте, где знала свое имя, и где ждет ее любящая мама, пусть даже она и не попрощалась с нею. И откуда ушел её отец, однажды одев шляпу с какой-то золотой штукой и тотчас же перестав быть её отцом, — ушел воевать, сделавшись солдатом. Шляпы обладают силой и властью. И они могут обратить тебя в кого-то другого.

Шляпы, которые Сентябрь увидела сейчас, она и раньше видела: во время Хэллоуина таких шляп вокруг было много, но все они были картонные, обшитые сатином и украшенные наклеенными блестками, — совсем не чета этим: из настоящей кожи, видавшим виды и сморщившимся от тяжести, так что самая верхушка уже обвисала вбок, внушая величественность и массивность (от которых никто и не ожидает строгой выправки). Старинные серебряные пряжки украшали стороны, недоброжелательно сверкая, а полы чуть топорщились вверх, почти по-ковбойски. В их виде не было и толики показухи; лишь надежность и практичность, с которой они служили хозяевам, уберегая их от солнца, ветра и дождя. Возможно, ведьмы и горбились потому, что их шляпы были очень тяжелы.

— Привет, — негромко и с едва различимой вопросительной интонацией сказала Сентябрь.

— Чего тебе, — прервавшись, буркнула одна из женщин. В руке у нее была черная, потрепанная книга со множеством загнутых уголков и, негромко бормоча, она читала из нее

— Так. Говорю «Привет».

— Разумеется. Это я и есть.

— Что? — удивленно спросила Сентябрь.

— Ты что слов не понимаешь? Или глухая? — сказала другая женщина, которая держала над котлом руку и готовилась бросить туда ящерицу.

— Ух ты! — воскликнул мужчина, — Глухая малютка, какая прелесть! Давайте удочерим ее и научим сочинять симфонии. На ярмарках в городе с ней мы сорвем большой куш. Я лично куплю ее напудренный парик. И еще треуголку!

— Какая я вам глухая! — раздраженно сказала Сентябрь. Когда она сильно хотела есть, то не умела держать себя в руках. — И говорить тоже умею. Я сказала «привет», а вы в ответ начали морочить мне голову.

— Соблюдай этикет, деточка, — демонстрируя свою жестокую улыбку, произнесла женщина с книгой в руках. — Отсутствие оного означает минимум усилий для нас, чтобы сделать тебя ведьмою. — Она повернулась к котлу и после долгого внимательного изучения плюнула в него. — Привет — это моё имя. В этом была морока, да? Вот моя сестра, До Скорого. А это наш муж, Радбыл.

— Ваш муж? Он женат на Вас обеих? Странно как, — не задумываясь, выпалила Сентябрь. Троица укоризненно глядела на нее, выпрямившись и осанясь, так что девочке пришлось срочно менять тон разговора. — То есть я хотела сказать, что меня зовут Сентябрь. Как Ваши дела?

— Дела у нас движутся. — холодно ответила До Скорого. Она вцепилась в черную перламутровую пуговку на вороте, оторвала ее и швырнула в варево. — На самом деле, всё идеально гладко. У меня с моей сестрой очень тесная связь. Когда мы были помоложе, нам приходилось заглушать это, подслушивая за портьерами, готовя любовные зелья, и еще многое какой несуразицей, характерной для светских интриг и ухаживаний. Два года назад мы это одним махом отринули. Впустую потраченного времени конечно, не вернешь, но зато сейчас мы по-настоящему признательны друг другу за ту полноту жизни, которой можем жить. К тому же, все ведьмы должны придерживаться довольно высокого уровня неправильности своей жизни. А иначе нас исключат из альянса.

— Радбыл стал нашим избранным, потому что он очень способный, — застенчиво, как только способна, улыбаясь сказала Привет. — и он не только отлично готовит и умеет извлекать квадратные корни, он еще и ободотень.

— Правда что ли? Настоящий оборотень? — ошеломленно переспросила Сентябрь, — Который превращается в волка во время полнолуния? — вероятно она решила, что ведьма страдала от постоянного насморка.

— Нет, дорогуша, — ответила Привет, дождавшись, когда Радбыл отсмеется. — Ободотень это совсем другое. Двадцать семь дней месяца, пока луна занята своей жизнью и своей формой, мой любимый — настоящий волк, с сильными и острыми челюстями и виляющим в разные стороны хвостом. А в оставшиеся три дня, когда луна бывает полной, он становится человеком. Таким как сейчас. И за ним замужем моя сестра.

— Но, по-моему, это не совсем честно, — сказала Сентябрь, — потому что муж с Вами бывает дольше.

— Ну этот вопрос мы давно утрясли. Мужчин, с их привычкой постоянно что-то говорить, я не могу выносить