Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Надо, — думаю, — ее культурные запросы проверить».
— Вам, — говорю, — Лорка нравится?
— А я, — говорит, — с ней незнакома. Какая у тебя зарплата?
— Шестьдесят рублей.
Посмотрела она на меня с отвращением и ушла.
Получаю-то я сто рублей, а солгал для того, чтобы не по расчету за меня замуж выходили, а по любви. Посмотрел я на себя в зеркало и взгрустнул: полюбит ли меня кто-нибудь?
Снова звонок. Открыл я. Вошла немолодая, полная женщина с усиками. Сняла она валенки и говорит:
— Я вас давно ищу.
И смотрит на меня влюбленными глазами.
— Коля, — представился я.
— Тамара Степановна.
«Как же, — думаю, — от нее избавиться?»
— А я, — говорю, — шестьдесят рублей получаю.
— Это, — говорит, — ничего, я тебя прокормлю.
— Так ведь я недавно из заключения вышел.
— Ну и что же, — успокоила меня Тамара Степановна, — ты оступился, я тебя поддержу. Давай я тебе ужин приготовлю, проголодался небось.
И стала она вытаскивать из своей сумки всякие продукты, ласково посматривая на меня.
«За что же, думаю, она меня так полюбила?»
— Ты читать любишь? — поинтересовалась Тамара Степановна.
— А я неграмотный.
— Ну я тебя грамоте обучу.
— У меня, — разозлился я, — трое детей.
— Бывает, — успокоила меня Тамара Степановна, — у меня ведь тоже двое.
— И квартиры у меня нет! — выкрикнул я.
— Ничего, первое время на вокзале поживем.
— Сумасшедший я, вчера из больницы выписался!
— Думаешь, я нормальная?
Ну, вижу, полюбила она меня на всю жизнь. Пошел я снимать объявление, а очередь от моих дверей до первого этажа доходит.
— Все, — сказал я невестам, — место занято, нашел я свое счастье.
Пошумели они и разошлись.
Больше я в свою квартиру не возвращался.
ГОРДОСТЬ
Ехал я на днях в троллейбусе. Вдруг рядом со мной симпатичная девушка присела.
— Интересно, — говорю, — до какой вы остановки едете?
Она молчит.
— А как, — говорю, — вас зовут, если не секрет?
Молчит.
— У меня, — говорю, — билеты в «Современник» есть.
— А на какой спектакль? — заговорила девушка.
Я встал и вышел на первой остановке. Мне гордые девушки нравятся. А эта заговаривает с первым встречным.
СКРЯГА
Сидели мы с Люсей в ресторане. Хорошо отдохнули: на 5 рублей 75 копеек. Подошла к нам официантка и говорит:
— С вас 7 рублей 24 копейки.
«Откуда, — думаю, — такая жуткая сумма?»
А официантка стоит и нахально ухмыляется, понимает, что не стану я с ней спорить— перед своей девушкой позориться. Я ведь не скряга какой-нибудь.
«Ну ничего, — думаю, — я еще завтра к тебе забегу, отношения выясню».
— Почему же, — пролепетала Люся, — 7.24, а не 5.75?
— Ах, извините, — вздохнула официантка, — я ошиблась.
«Хорошо, — думаю, — что все обошлось. Жалко только, что Люся скрягой оказалась».
ЖЕНИТЬБА
Вошел я к родителям и объявил:
— Поздравьте меня. Я сегодня женюсь.
— Опять? — воскликнула мама. — На ком?
— На Свете, — ответил я.
— На какой Свете? У тебя ведь их несколько.
— На последней.
— А ты проверил свое чувство? — забеспокоился отец.
— Конечно, проверил, — успокоил я его. — Я вчера весь день его проверял и сегодня до обеда.
— Давно вы знакомы? — поинтересовалась мама.
— Не очень. С позавчера.
Застонали мои родители.
— Ну, а чего тянуть-то? — удивился я. — Вот у меня несколько друзей тянули с женитьбой, тянули, пока не разлюбили.
— А она отвечает тебе взаимностью? — вздохнул отец.
— А как же! Конечно, отвечает.
Ну, благословили меня родители, и стал я звонить невесте. Раскрыл записную книжку, а там у меня пять совершенно различных Свет записано.
«Какая же из них любимая?» — попытался я вспомнить.
Набрал номер.
— Здравствуйте, Света! — сказал я. — Это Коля.
— А, привет! Куда ты задевался?
— Да нет, — объяснил я, — я совсем не тот Коля, о котором вы думаете.
— Налакался? — спросила Света.
— Да нет, мы с вами познакомились позавчера, но я забыл сказать, как меня зовут. И я делаю вам серьезное предложение.
— А где мы познакомились? — удивилась Света.
— Разве вы не помните? Я подошел к вам, когда вы выходили из института, и проводил вас до метро.
— А о чем мы разговаривали?
— Я рассказывал вам о том, какой я сложный человек, и о своих комплексах неполноценности.
— Все говорят, что они сложные и что у них полно комплексов, — беспомощно промолвила Света, — а еще что вы говорили?
— Еще я говорил, что у меня бессонница и по ночам я пишу стихи.
— У всех бессонница, все по ночам пишут стихи, — в отчаянии прошептала Света. — А что я вам на это ответила?
— Неужели вы не помните? Вы сказали, что это прекрасно.
Промолчала Света.
— Ну, я такой высокий, черноволосый, — напомнил я
— А, — вспомнила Света, — в дубленке и с браслетом?
— Нет у меня дубленки и браслета. Я был в зеленом пальто и синем берете.
— Ив английских желтых сапожках? — обрадовалась Света.
— Нет у меня английских сапожек, — совсем помрачнел я. — У меня родинка на правой щеке.
— А… — облегченно вздохнула Света, — у вас родинка и шрам на щеке, и вы сутулитесь.
— Я действительно сутулюсь, но никакого шрама у меня нет. Помолчали.
— Ну какой же вы? — печально спросила Света.
Я посмотрел в зеркало.
— У меня веснушки и голубой шарф.
— Что ж вы сразу про шарф не сказали? — обрадовалась Света. — Конечно, я вас вспомнила: у вас усики и греческий нос. Вы мне сразу очень понравились. Я принимаю ваше предложение.
— Спасибо, — откликнулся я, — приходите сегодня в пять часов к Бабушкинскому загсу.
Что-то перегорело во мне, и никакой радости я почему-то не испытывал. Дело в том, что у меня никогда не было черных усиков и греческого носа. Но какая, в сущности, разница? Может быть, это совсем не та Света, которой я рассказывал про свою бессонницу, кто их там разберет?
О ВКУСАХ НЕ СПОРЯТ
Позвонил мне Еремин, начальник мой, и говорит:
— Приглашаю двадцатого ко мне на день рождения.
Задумался я. Дело в том, что Еремин недавно женился, а в мои планы, естественно, не входит понравиться его жене.
Еремин ревнив. Ну а как, спрашивается, я могу ей не понравиться, если я красив, умен, молод и чрезвычайно интеллигентен? Что же делать-то? Не пойти? Невозможно. Придется постараться не понравиться ереминской жене.
Постригся я наголо, не брился эти дни, надел рваную рубашку, валенки и пошел в гости.
Пришел. Вижу; молодая, красивая жена.
— Надежда, — представилась она.
— Федя.
Сели мы за