– Греешься на солнышке, значит, – сказал Кайс.

– Вроде того. Эти цефы – чудной народ, правда? Там, откуда я родом, таких нет.

Кайс сдвинул брови, оглядывая цефов издали, но никак не отреагировал на ее слова. Потом потер руки и сказал:

– Ты очень хорошо выглядишь, Лан, я серьезно. Хотя ты и раньше была в отличной форме – сейчас, когда столько людей голодают из-за Мороза, это не о каждом можно сказать. – Несмотря на причудливый акцент, его голос звучал так уверенно, словно он изрекал истины в последней инстанции, и знал это он сам или нет, но именно его слова помогали ей залечить душевные раны, против которых была бессильна его наука.

– Значит, мне уже пора? – спросила она. – Мне бы так хотелось пожить здесь еще немного.

– Мы уже все сделали, я – по крайней мере, – ответил он. – На Исле нельзя находиться без особой причины. Поэтому, к сожалению, тебе придется скоро отбыть. Тебе просто нельзя тут задерживаться – не столько ради нашего, сколько ради твоего блага.

Лан и сама так думала.

– Утром?

– Да. – Кайс спрыгнул со скалы, его кремовый плащ затрепетал на ветру. Маррамовая трава взъерошилась на гривках дюн, в небе откуда ни возьмись появились чайки, описали круг и полетели дальше вдоль берега.

– Сегодня вечером будет праздник – культурное событие одного из наших орденов. Если хочешь, приходи, только, пожалуйста, постарайся поменьше болтать с другими.

– Ради моего блага? – продолжила за него Лан.

– Именно. – Кайс повернулся к ней спиной и через пляж пошел к городу, Лан за ним.

Все подходы к Вилларбору окаймляли заросли деревьев и цветов, нехарактерных для архипелага. Одни с острыми макушками, как шпили, другие, наоборот, с плотными кожистыми листьями, третьи – взрыв ярких красок. Тяжелые крупные насекомые – почти чудовищные по размерам – гудели в листве тут и там, неуклюже сшибая в полете мелкие веточки. Другие бурили отверстия в коре, и было видно, как раздуваются их жилковатые подбрюшные мешки, наполняясь древесным соком.

Вымощенная камнем дорожка была хорошо ухожена, небольшие команды из мужчин и женщин регулярно сметали с нее сор. А еще они, пользуясь какими-то странными реликвиями в форме арбалета, подравнивали растительность, чтобы она не заполняла пространство над тропой, – это делалось с минимумом усилий, но как именно – понять было невозможно.

Лан не понимала, как на острове, где не существует денег, находятся желающие выполнять подобную работу, но они все же находились. «Разве за такой труд не положено платить?» Увидев ее, работники бросили свои дела, окружили ее и заговорили с ней, причем ей приходилось напрягаться, чтобы разобрать их акцент. Стараясь побороть свою всегдашнюю застенчивость, она вымученно улыбалась. У них у всех были яркие одежды, сшитые из разноцветных клочков материи, вроде костюма арлекина. Причем нельзя было найти и двух людей в одинаковом платье, наряды и мужчин, и женщин были уникальны, а в волосах у всех были цветы, – видя это, она недоумевающее хмурилась, ведь на Джокулле прически украшали цветами только женщины.

Кайс дал им поболтать с ней немного, а потом решительно развернул ее в сторону Вилларбора. На прощание она махнула им через плечо.

Немного погодя она спросила:

– У нас есть причина для спешки?

– Они способны проболтать с чужаком целый день, – ответил Кайс. – У нас здесь нечасто бывают такие, как ты, – простые люди из империи.

– Почему же? – спросила Лан.

– Потому что так проще, – был его ответ.

– Ты и в прошлый раз это говорил.

– Может быть, – сказал он без всякого выражения. – Просто нас учили, что пришлые люди развращают, а я хочу, чтобы наше общество оставалось гармоничным, вот и все.

– Еще один вопрос, – сказала Лан.

– Всего один?

Она молча усмехнулась.

– Я понимаю, прости. Просто для меня здесь все так необычно.

– Что ты хотела спросить?

– Почему тебя отпустили с острова? Здесь все так интересуются мной, но никто, похоже, никуда не уезжает.

– Немногие хотят уехать. Никто, конечно, не запрещает, но, слыша о том, как много трагедий происходит на Архипелаге, никто не хочет ехать туда.

– А ты… Почему ты путешествуешь?

– Мой опыт и мои чувства отличаются от опыта и чувств остальных, – сказал он и прибавил шагу, пока она не успела задать новый вопрос.

Теперь их окружала возделанная земля. Разные оттенки зелени, должно быть, соответствовали разным породам зерновых, которые росли на небольших участках, так не похожих на необозримые поля огромных хозяйств на Джокулле. Между ними виднелись либо группы домов, либо рощи, густые от странных ползучих растений с многочисленными плодами.

Солнце уже клонилось к закату, но было все еще очень жарко. Кайс говорил, что погодой на Исле управляют культисты. Пока повсюду на Архипелаге мели метели, ветер гнал тучи, земля покрывалась льдом, здесь небо всегда оставалось ясным, а погода – теплой. Неудивительно, что культисты не спешили никого пускать на свой остров.

Ей даже довелось видеть процесс управления погодой, но она ничего в нем не поняла. На вершине холма стояли люди и держали какой-то механизм, направленный в небо, а на соседнем холме то же самое делала другая такая же группа – получался тандем. Исходившие от устройств лучи пурпурного света вгрызались в мягкое нутро любого некстати возникшего облака, пока не рассеивали его полностью, а если облаков не наблюдалось, то свет просто уходил в глубину небес. Чем бы ни были заняты эти люди, их действия, очевидно, способствовали сохранению чистоты небес.

Лан так и не заметила границы между столицей и окружающей ее местностью. Уже ступив на городскую территорию, она заметила, что они идут через одно маленькое поселение за другим, – Кайс объяснил ей, что это и есть главный принцип существования Вилларбора: здесь нет одного главного центра, их много, в каждом поселке – свой, и все они связаны друг с другом. На ее взгляд, они были скорее разделены, чем связаны, – обширными лугами с мозаикой ярких цветов в обрамлении лесопосадок, плавно переходивших в девственный лес. Однако и там встречались участки, где деревья явно были насажены согласно плану, как в парке, целые плантации ярких растений уходили вдаль.

Цвета, формы, запахи и звуки были бесподобны.

– Какие у вас тут красивые сады, – заметила она, все еще идя по пятам за Кайсом.

Не сбавляя шага, он сказал:

– Все это растет здесь не для красоты – мы выращиваем эти растения в медицинских целях. Они даже на участки разделены по болезням, которые лечат. Все в окрестностях города растет для чего-то, чаще для еды, но эти на лекарства.

Они миновали одноэтажный дом, в прелестном садике которого стояли три женщины, занятые разговором.