И ничего в этом не было удивительного, что на том званом ужине к нему подошли и напомнили о себе; он ведь в ту пору уже участвовал в проекте, а Россия, как стали говорить там у них, «встала уже с колен» и прекратила это безобразное «обтирание ног об себя» другими государствами. Но он ничем не обязан этой великой и неустойчиво-переменной стране, к которой он, по сути, имеет очень отдалённое отношение – ведь родился-то он на норвежской земле, а по законам западного мира и родина, и кровь определяются по месту рождения, а не по происхождению матери. Да и, кроме того, особых симпатий к бывшей её родине он никогда не испытывал. Был он, правда, ещё подростком, когда в 1956 году просочились на Запад материалы, связанные с развенчанием культа Сталина, про который даже сегодня он имел весьма смутное представление. Уже тогда западные коммунисты, да и социалисты тоже, разуверились в правильности избранного ими пути, а страну и её таких же сталинских правителей заклеймили позором, который и в настоящее время, после развала СССР, всё ещё призраком бродит по Европе. А ещё он слышал мнение о русских, как о нации, которая более глупых решений и не менее глупых действий, чем принимаемые, находясь в свободном мире, не в состоянии принять, хотя это утверждение касается уже ныне действующих политиков. И при этом упоминают о коридоре, который Запад предоставляет России и в котором она – и только в нём – имеет возможность двигаться вперёд. Естественно, что этот коридор выгоден для Запада и совсем не выгоден для России, но это уже, как говорится, её проблемы и совсем другая тема разговора.

Но ему-то, профессору, до всего этого, какое дело? Да, мать его работала на советскую разведку, но когда это было? Да, потом изменила присяге или подписке, но он-то здесь причём? Он с головы до пят норвежец, родившийся в этой стране и воспитанный и вскормленный её хлебом. И любит её, и гордится ею сердцем своим, и сознанием. Правда, вплоть до восьмидесятых годов рождённых от норвежских матерей и эсэсовцев, гласно или за глаза называли «tyskerunger» (отпрыски немцев) или, что ещё хуже и унизительнее, «naziyngel» (нацистская икра) и беспощадно травили. Многие из них сразу же после войны были признаны психически неполноценными и много лет провели в интернатах для умственно отсталых. Практиковались и высылки таких детей в разные государства, вплоть до Австралии, чтобы они одним своим видом не напоминали здесь о неоднозначной истории своей страны. Даже в личных документах был проставлен специальный штамп. Он же под эту категорию подпадал только частично, поскольку мать его была русской, а не норвежкой, поэтому на себе такой уж травли он не ощущал. Правда, когда в 2005 году правительство Норвегии назначило компенсацию в 30 тысяч долларов «детям оккупантов» за причинённые унижения и притеснения, к нему пришли представители группы не согласных с таким решением и попросили поставить свою подпись под обращением в Страсбургский суд. Он отказался подписывать это обращение, даже, несмотря на то, что в списке известных лиц была и знаменитая солистка группы «АВВА» Анни Фрид Люнгстад и другие более или менее известные лица. Кстати, на эту тему была в коллекции у матери представлена и соответствующая фотография с припиской:

«В марте 1941 г. в Норвегии начала действовать программа «Источник жизни» (Lebensborn) по селективному улучшению «арийской расы». Всего по данной программе были рождены и воспитаны 8364 норвежских детей».

Возможно, эта принадлежность к детям врагов народа заставляла его с истинным фанатизмом грызть гранит наук, чтобы выбиться и заслужить своё достойное место под скудным норвежским солнцем. И он этого добился. И его менталитет соответствовал занимаемому положению, в котором вряд ли можно подметить хоть какие-либо черты русского человека, ведь его родная природная среда была для него так же далека, как для любого чистокровного норвежца или шведа загадочный русский характер. Причём, это не сознательное умерщвление своих национальных корней, – такую «операцию» при помощи сознания не осуществишь – а воздействие окружающей среды, образа жизни окружающих тебя людей, генетическое преобладание, наконец, в котором доминантными составляющими оказались гены нордические. Так уж получилось и ничего с этим не поделаешь. Он любит свою страну и, как и большинство норвежцев, придерживается скандинавской поговорки, что нет плохой погоды, а есть плохая одежда. Несмотря на свой возраст, носит пальто-пиджак со свободно повязанным шарфом, бороду, как у древних викингов, чувствует себя комфортно в спортивной одежде и с рюкзаком за плечами и в кино, и в боулинге, и в церкви. В День конституции 17-го мая надевает на себя бюнады и участвует, как и вся Норвегия, во всеобщем параде. В его пищевом меню нет и намёка на русские блюда: он любит гейтост, лаки, польсеры, рекер. Пьёт исключительно норвежское пиво «Mackel» с белым медведем на бутылке и каждый раз поворачивает её донышком, вспоминая анекдот про то, что на всех бутылках, отправляемых в Швецию или Финляндию, норвежские производители делают надпись: «открывать с другой стороны!», тем самым по-хорошему смеясь над своими соседями. И даже курить бросил, что стало правилом хорошего тона в Европе, перейдя на понс-сигареты, и занялся исключительно коллекционированием сигарет из табака. Вот только в личной жизни ему как-то не повезло, не встретилась на его пути ни норвежка, ни англичанка, ни русская, а ведь в этом вопросе он национальных различий делать не стал бы. Но доживать свой век придётся ему, как видно, в одиночестве и никуда от этого не денешься. Видимо, закодировала его мамаша на это одиночество то ли своей любовью, то ли, наоборот, нелюбовью к его нежелательному появлению на свет. И результатом этого стала психологическая несовместимость практически со всеми женщинами в его жизни, могущая, кстати, иметь место у представителя любой другой национальности, но в его случае идущая если не от нетипичности происхождения, то уж во всяком случае, от отсутствия в его детстве родительского тепла и воспитания. А может быть просто потому, что крайний индивидуализм любого скандинава зачастую приводит довольно часто к коротанию лет в гордом одиночестве и даже к самоубийствам. Ведь, как говорят, каждый норвежец – сам себе королевство. И ещё, кроме всего прочего, не мог он смириться с мыслью в течение всей своей жизни, что, женившись, придётся ему, а не жене выполнять всю домашнюю работу, вплоть до стирки пелёнок, уборки по дому и мытья посуды, как это случается в большинстве норвежских молодых семей.

Пришло почему-то на память как антитеза этой национальной особенности двоежёнство норвежского министра-президента во время оккупации Видкуна Квислинга и проживание его со своими двумя жёнами в Париже этакой Святой Троицей. Видимо, в двадцатые годы в Советской России, откуда происходили обе его жены, очень была сильна пропаганда женского раскрепощения и семейной жизни коммунистическими ячейками, допускающими подобного рода «треугольники». Причём они не просто голословно допускались, а были обоснованы теоретически, свидетельством чему известная в те годы книжка то ли Александры Коллонтай, то ли Анатолия Луначарского «Теория стакана воды», где пропагандировалась свободная любовь в объятьях «бескрылого эроса». Да и пример Владимира Ильича втроём с Инессой Арманд и Надеждой Крупской был, видимо, очень заразителен. Нет, чтоб поделиться Видкуну с ним, с Гуннаром! Тем более, что первую из жён Квислинг, естественно, в конечном итоге оставил, она много ездила по Франции, где Пикассо написал её портрет, Маяковский советовал не возвращаться больше в Россию, а Дягилев приглашал её в свой балет танцевать норвежские танцы. Затем она жила в Шанхае, а после третьего замужества – в Калифорнии, где и дожила свой длинный век, храня до самой смерти свадебный презент своей матери, как напоминание о России: книгу Елены Молоховец «Подарок молодым хозяйкам» и набор серебряных ложек и вилок с вензелем в виде буквы «В». Был там ещё и серебряный стаканчик для причащения с запаянным в него дном, каковым являлась золотая царская монета 1813 года выпуска.