Довольный угрозой, он хохотнул.

Анадолец или Паша́ была кличка лучшей собаки Петра — черного, ростом с телка пса с длинным лохматым хвостом и вислыми ушами, какие бывают у собак каракачанской породы. Анадолец выделялся среди других собак, даже двигался он по-особому. В добром расположении духа собаки обычно бегают мелкой трусцой с закрученным баранкой хвостом. Анадолец же ходил степенно, по-медвежьи переваливаясь, глядел под ноги и медленно, в такт, покачивал головой вправо и влево. На окружающих смотрел свысока. Другие собаки часто увивались около Петра либо затевали возню, при этом их глаза радостно блестели, а над оскаленной пастью обозначались морщинки, казалось, будто они смеются. Анадолец держался особняком, не терпел нежностей, вид у него был холодный и неприступный.

Даже днем, когда ветер доносил из леса запах волка, собаки, не находя себе места, надрывно лаяли. Анадолец же лежал как ни в чем не бывало, и только изредка, потянув носом воздух, глухо рычал — словно откуда-то издалека доносились раскаты грома. Потом снова клал голову на передние лапы, но его горящие огнем глаза настороженно вглядывались вдаль.

Волк выл несколько ночей кряду, бродя, как можно было судить по следам, вокруг усадьбы, но забраться в овчарню до поры до времени не решался. Петр между тем готовился к встрече. Краснолицый, загорелый, одетый с головы до ног в овечьи и козьи шкуры, волосатый, он был похож на эскимоса. Петр почистил свой большой черногорский револьвер, починил обвалившийся плетень. Выгоняя на ночь овец, ложился спать у порога, боясь осрамиться на старости лет. Анадолец и остальные собаки сторожили за воротами.

Мелкий снежок все сыпал и сыпал. Волк не давал о себе знать, и Петр малость успокоился. Как-то вечером, обходя хозяйский двор, он увидел, что кобылы из табуна, сбившись в кучу, испуганно храпят, а перед ними, умильно повизгивая, валяется на снегу собака. Не придав этому значения, Петр вернулся в овчарню и лег. Некоторые овцы улеглись на снегу под плетнем, но он не стал их загонять, волка вроде бы не было и близко.

Не успел он забыться крепким сном, как его разбудил топот овец. Петр открыл глаза и оцепенел: огромный волчище (он ему показался ростом с осла), ощерив пасть, гонялся за овцами и, настигая, валил их замертво. Вдруг затрещал плетень и что-то клубком метнулось в загон, волк в мгновение ока встал на задние лапы, готовый сразиться с разъяренной собакой, — то подоспел Анадолец. До ушей Петра доносилось рычание, напоминающее лязг цепей. Волк и собака сошлись грудь в грудь.

Страшно щелкнули челюсти и сомкнулись, как клещи, но волк, преследуемый собаками, успел перемахнуть через плетень. Тут только Петр, придя в себя, начал кричать и стрелять. Серый зарезал семерых овец, а нескольких искусал. Мало того. Когда утром пошли в табун, то увидели, что у одной молодой кобылки разодраны ноздри и на боку кровоточит глубокая рана. Тут только все догадались, что за собаку видел Петр накануне — это была не собака, а волк. Волки нередко шли на такую хитрость: начнет валяться на снегу, а какая-нибудь любопытная кобылка и подойдет поближе, принюхиваясь. А серому только того и надо, он как вскочит да как вцепится ей в храп… Так случилось и на этот раз, видать, волк был не только большой, сильный, но еще и хитрющий.

Вся надежда у Петра была на Анадольца. Он кормил собаку вволю пшенной кашей, бросал ей куски хлеба, которые Анадолец хватал на лету, как дети ловят мяч. Петр смотрел на пса с любовью: мохнатая, припорошенная снегом шерсть в любую минуту вставала дыбом, глаза горели, как угли. Ходит с гордым, независимым видом, что твой лев. «Держись, Паша́, — подбодрял его Петр. — Покажи свою силу!»

В ярости Анадолец не знал удержу. Однажды ночью, заслышав собачий лай, Петр вышел во двор. Не было сомнения — поблизости рыскает волк. Вдруг рыжая собака ринулась к лесу, за ней побежали остальные. Анадолец, не издав ни звука, стрелой полетел туда же. Лай собак все удалялся. А потом вдруг издалека донеслось рычание, визгливый лай, и все стихло. Спустя некоторое время Анадолец воротился, и, сев на задние лапы, принялся зализывать раны. Прибежали и остальные собаки, одна только рыжая не вернулась, ее загрызли волки.

По следам, оставленным волками, Петр понял, что их была целая стая. Один из них, прикинувшись, что убегает, заманил в лес собак. Тут подоспели другие волки и задрали рыжую собаку. Среди множества волчьих следов Петр различил огромные. «Выходит, без бирюка не обошлось, — подумал он. — Не иначе как он стал вожаком стаи».

Анадолец, постоял за себя и других собак спас. Он с каждым днем становился все злее и бесстрашнее. Однажды в лунную ночь Петр видел своими глазами, как он один на один напал на волка и одолел его.

А зима не кончалась. Старый снег то и дело присыпало свежим. Голодные звери и птицы потянулись из леса к деревням. По утрам на выпавшем ночью снегу отчетливо виднелись следы куропаток, зайцев, лис. А чуть поодаль, в конце поля, виднелись отпечатки огромных волчьих лап. Ночи стали темными, на землю ложился туман. Петр запирал овец в овчарню, а сам по-прежнему примащивался у порога. Волка он с того разу не видал, хотя не сомневался, что тот наведывается: иную ночь он слыхал громкое рычанье, щелканье клыков, собаки лаяли до хрипоты. Наутро, оглядывая следы, Петр довольно потирал руки — они все больше отдалялись от усадьбы. Анадолец нагонял на хищника страх, заставлял держаться на расстоянии.

— Васил, а ведь этой ночью волк опять прохаживался под окнами, — шутил Петр.

— Неужто? Я и не слыхал.

— Прохаживался, а к овчарне сунуться не посмел. Анадольца побоялся.

Угощая Анадольца хлебом, Петр ласково приговаривал: «Молодец, Паша! Так его!» Вид у Анадольца — большого, с широкой крепкой грудью и горящими злобой глазами — был устрашающий. Пес в ответ на его слова и глазом не повел. «Сущий зверь, под стать волку!» — думал Петр.

Поняв, что Анадолец может одолеть волка, Петр надумал покончить с тем одним махом. Он стал ночами караулить овчарню с ружьем, но волк не появлялся. А стоило Петру расслабиться, дать себе передышку — волк был тут как тут. Петр раздобыл волчий капкан и поставил его на волчьей тропе. Волк, опасаясь Анадольца, стал ходить к овчарне кружным путем, перебираясь через глубокий овраг. Там с одного склона на другой была перекинута доска, служившая мостиком, но волк ее обходил и перемахивал овраг одним прыжком.