Но это было решение Франчески, не ее.

Вздыхая, она поднялась на лифте до комнаты и как только открыла дверь своего номера, то почувствовала необходимость спуститься вниз и ударить Андрея и Ралуку. Сказать, что номер был вульгарен, было бы оскорблением вульгарности. Номер был большим и просторным, с кроваво-красными стенами, украшенными всеми вообразимыми видами гравюр на дереве,[6]изображающих сажание на кол.

Она закатила глаза, а достигнув спальни, замертво остановилась в дверях. В отличие от гостиной эта комната была выдержана в черных, белых и серых тонах и была копией спальни из «Дракулы» Беллы Лугоши, где он укусил свою прекрасную деву.

— Больные люди, — простонала Ретта, радуясь тому, что хотя бы здесь не было напоминаний об ее отце.

Поставив чемодан на пол, она сняла пальто, скинула туфли, а затем направилась к кровати. Она решила немного вздремнуть, чтобы ослабить истощение от сегодняшнего дня, а потом она займется поиском автомобиля на прокат, чтобы вернуться в аэропорт. Так или иначе, Ретта собиралась выбраться из этого места и вернуться домой.

Она откинула покрывало и забралась на большую кровать, пружинившую под ней подобно облаку, и прежде чем она поняла это, крепко заснула.

Но ее сон был далек от мирного. В своих снах она могла слышать голос отца, зовущий ее. Она могла видеть мужа, наносящего смертельный удар, который оборвал жизнь ее отца. Эмблема змеи Вэлкана перемещалась в ее воображении через все образы.

Ты дочь Дракона… Смерть Данести.

Вздрогнув, она проснулась. Ретта лежала тихо, вслушиваясь в яростные удары ветра в ее окна. Но не это беспокоило ее.

Она ощущала присутствие чего-то постороннего в своей комнате. Оно было могущественным и пугающим.

Реагируя чисто инстинктивно, она быстро скатилась с кровати и ударила в том направлении, где ощущала чье-то присутствие. Но там не было ничего, кроме воздуха.

Теперь присутствие ощущалось позади нее.

Ретта повернулась, готовая противостоять незваному гостю, только чтобы оказаться лицом к лицу с последним человеком, которого ожидала здесь увидеть.

Вэлкан.

Он смотрел на нее глазами столь черными, что она не могла даже сказать, где заканчивалась радужка и начинался зрачок. Он был одет в джинсы и облегающую черную рубашку, а его длинные, волнистые волосы были собраны в «конский хвост». У него были все те же заостренные, точеные черты лица. Тот же беспощадный взгляд, объявлявший миру о том, что этот мужчина мог не только забрать вашу жизнь, но и насладиться убийством.

Боже, он был невероятно сексуален. Высокий и властный, он заставлял каждую ее частичку пылать и затаивать дыхание. И пока они стояли лицом к лицу, ее мучили воспоминания об этих сильных руках, державших ее, пока он занимался с ней любовью. Об этих совершенных губах, целовавших ее. О прикосновениях к длинному шраму, что тянулся от наружного уголка его левого глаза до подбородка. Шраму, ни в коей мере не умаляющему красоты его мужественного лица. Если не прибавляющему.

Она не могла даже думать, когда волна еле сдерживаемых эмоций иссушила ее до капли.

Вэлкан не мог дышать, вглядываясь в глаза столь голубые, что они напоминали ему о летнем небе, которое он не видел вот уже более пяти сотен лет. Ее запах мучил его ноздри своей насыщенностью, напоминая о том времени, когда этот аромат льнул к его телу. Ее кожа до сих пор была такой же бледной, как и заснеженные луга. Ее волосы насыщенного темно-рыжего цвета, как у лисы.

Ни разу за все эти века он не забывал ее красоты. Ее аромата. Звука ее голоса, зовущего его.

Звука ее голоса, проклинающего его на смерть.

Прийти сюда было ошибкой. Он знал это.

Но, тем не менее, он был здесь, пристально глядя на женщину, которую отчаянно хотел поцеловать.

Женщину, которую хотел убить. Он отдал ей все, что у него было и даже больше, а взамен она наплевала на него. Он ненавидел ее за это, даже когда похороненная часть его до сих пор ее любила. Он жил и умер ради нее. Умер смертью, которой не должен быть подвергнут ни один человек. И для чего? Чтобы она могла сбежать от него и отказаться от того, что они когда-то любили друг друга.

Его отец был прав. Женщины бесполезны за пределами спальни, и только глупец отдаст свое сердце одной из них.

— Что ты делаешь в моей комнате? — выдохнула она, окончательно разрывая напряженную тишину, насыщенную их горькими эмоциями.

Его внутренности напряглись от звука ее мерного голоса, неотличимого от того, что он помнил, и в то же время другого. У нее больше не было природного акцента. Теперь она звучала как женщины из американских ТВ шоу, которые смотрит Виктор.

Вэлкану до боли захотелось протянуть руку и дотронуться до нее, но, если честно, он не был уверен, что не задушит ее, если попытается. Гнев, вожделение и нежность боролись внутри него, и он даже не представлял, кто из них в итоге победит. Но ни одно из этих чувств не предвещало ничего хорошего женщине напротив.

— Я хотел убедиться в твоем приезде собственными глазами.

Ретта подняла руки вверх в насмешливом жесте.

— Очевидно, я здесь.

— Очевидно.

Она отступила назад, ее глаза не выражали никаких эмоций.

— Что ж, тогда ты можешь идти. — Она указала на дверь.

Было тяжело стоять здесь, когда все, чего он хотел, — заключить ее в свои объятия и попробовать эти дразнящие губы. Воздух между ними был наполнен их взаимной ненавистью. Их взаимным желанием. Он до сих пор не знал, как до этого дошло. Как мужчина мог так отчаянно любить женщину и в тоже время желать убить ее.

Это не имело смысла.

Миллионы мыслей сталкивались в его голове. Он хотел сказать ей, что скучал по ней. Хотел сказать, что желал ее смерти. Что глаза бы его не видели ее.

Больше всего он просто хотел остаться здесь и купаться в красоте ее черт, пока не опьянел бы от них. Ты больной ублюдок. Это — та женщина, которая бросила его пятьсот лет назад.