В первый раз Такумсе посмотрел одному из присутствующих в кабинете бледнолицых в глаза. Он холодно воззрился на Джексона и произнес:

— Эти люди лжецы. Они знают правду, но то, что они говорят, ложь. Ты не лжец. Ты веришь в то, что говоришь.

Джексон хмуро кивнул. Он сидел так напыщенно, так благородно, такой у него был богоугодный вид, что Рвач не выдержал и нагрел-таки сиденье кресла под Джексоном — самую малость, просто чтобы Джексон поерзал на заднице. Это несколько поубавило законнику спеси. Но Джексон продолжал гнуть свое:

— Я верю в то, что говорю, потому что говорю чистую правду.

— Ты говоришь то, во что веришь. Но это все же неправда. Как твое имя?

— Эндрю Джексон.

Такумсе кивнул:

— Гикори.

Лицо Джексона удивленно вытянулось — законнику немало польстило, что Такумсе слышал о нем.

— Да, так меня иногда называют.

— Синий Мундир говорит, Гикори — хороший человек.

Джексон никак не мог понять, что же сиденье под ним вдруг так раскалилось, но терпеть жжение было выше его сил. Он подскочил на месте и на пару шагов отступил от кресла, подергивая ногами, чтобы чуточку остудить пылающий зад. Но говорил он, будто по-прежнему олицетворял все достоинство этого мира:

— Я рад, что Синий Мундир так считает. Если я не ошибаюсь, он вождь теннизийских шони?

— Иногда, — ответил Такумсе.

— Что значит «иногда»? — не понял Гаррисон. — Либо он вождь, либо нет.

— Когда говорит честно, он вождь, — объяснил Такумсе.

— Что ж, я рад был услышать, что он доверяет мне, — произнес Джексон.

Но улыбка у него вышла несколько кривоватой, потому что Рвач в данную минуту был занят тем, что нагревал у него под ногами пол. Теперь бедняге Гикори никуда не деться, если, конечно, он не умеет летать. Рвач не собирался долго пытать его. Так, самую малость, пока Джексон не запрыгает на месте — пусть потом законник объясняет, с чего он вдруг решил потанцевать перед молодым воином из племени шони и губернатором Уильямом Генри Гаррисоном.

Однако козни Рвача были сорваны, потому что сидевший под столом Лолла-Воссики неожиданно клюнул носом и, упав, выкатился на середину комнаты. По лицу его расползалась идиотская улыбка, а глаза его были закрыты.

— Синий Мундир! — вскричал он.

Рвач отметил, что выпивка все-таки подпортила ему произношение.

— Гикори! — проорал одноглазый краснокожий.

— Ты мой враг, — сказал Такумсе, начисто игнорируя своего брата.

— Ты ошибаешься, — мягко произнес Гаррисон. — Я тебе друг. Твой враг живет к северу отсюда, в городе Церкви Вигора. Твой враг — этот предатель Армор Уивер.

— Армор Уивер не продает виски краснокожим.

— Я тоже не продаю, — возразил Гаррисон. — Но он делает карты, зарисовывая страну, которая простирается к западу от Воббской реки. Он может поделить ее на части и выгодно продать, после того как уничтожит всех краснокожих.

Такумсе не удостоил внимания жалкие попытки Гаррисона обратить его ненависть против живущего на севере соперника губернатора.

— Я пришел предупредить тебя, — промолвил Такумсе.

— Предупредить меня? — изумился Гаррисон. — Ты, шони, не имеющий права голоса, ты предупреждаешь меня, предупреждаешь прямо здесь, в моей крепости, где сотня солдат, стоит мне слово сказать, пристрелят тебя на месте?

— Следуй договору, — сказал Такумсе.

— Мы следуем договору! Это вы все время нарушаете его!

— Следуй договору, — повторил Такумсе.

— Не то что? — поинтересовался Джексон.

— Не то краснокожие, что живут к западу от гор, объединятся и разрежут вас на кусочки.

Гаррисон закинул голову и разразился заливистым хохотом. Лицо Такумсе осталось невозмутимым.

— Краснокожие объединятся? — заходился Гаррисон. — Что, и Лолли пойдет с вами? Даже мой ручной шони, мой домашний краснокожий, даже он?

Такумсе наконец повернул голову к брату, который храпел на полу.

— Солнце всходит каждый день, бледнолицый. Мы его приручили? Дождь все время падает на землю. Мы его приручили?

— Ты, конечно, извини, Такумсе, но этот одноглазый пьяница повинуется мне ничуть не хуже моей лошади.

— О да, — кивнул Такумсе. — Надень седло. Обуздай. Садись и поезжай. Посмотрим, куда ручной краснокожий привезет тебя. Не туда, куда ты хочешь попасть.

— Куда ж еще? — оборвал его Гаррисон. — Так что не забывай, твой брат всегда находится у меня под рукой. Если ты, мальчик мой, станешь вести себя плохо, я арестую его как заговорщика и подвешу на высоком суку.

Такумсе улыбнулся, губы его превратились в узкую ниточку.

— Это ты так думаешь. Лолла-Воссики так думает. Но его слепой глаз прозреет прежде, чем ты успеешь наложить на Лолла-Воссики свою руку.

Сказав это, Такумсе развернулся и покинул комнату. Тихо, спокойно, ни на кого не сердясь и не позаботившись прикрыть за собой дверь. Он двигался с грацией дикого животного, очень опасного зверя. Однажды в горах Рвачу довелось столкнуться с кугуаром. Вот кого напомнил ему Такумсе. Огромную кошку-убийцу.

Адъютант Гаррисона закрыл дверь.

Гаррисон повернулся к Джексону и улыбнулся.

— Видели? — спросил он.

— Что же я должен был увидеть, мистер Гаррисон?

— Вам нужно растолковать все по буквам, мистер Джексон?

— Я законник. Мне нравится, когда мне растолковывают значение каждой буковки. Попробуйте, если у вас получится.

— А я так даже читать не умею, — бодро возвестил Рвач.

— Ты и рот держать закрытым не умеешь, — огрызнулся Гаррисон. — Хорошо, Джексон, я объясню. Вы и ваши парни с Теннизи, вы все толкуете о том, как бы изгнать краснокожих на запад от Миззипи. Предположим, получится это у вас. И что вы будете делать дальше? Расставите своих солдат по всей реке, охраняя ее день и ночь? Они все равно переправятся через нее, когда захотят, нападут на ваши деревни, будут грабить, пытать и убивать.

— Я не дурак, — кивнул Джексон. — Война обещает стать кровавой, но когда мы загоним их за реку, они будут сломлены. А воины типа Такумсе — они будут либо мертвы, либо опозорены.

— Думаете? Только в той кровавой войне, которую вы помянули, погибнет множество белых парней, белых женщин и детей. У меня есть идея получше. Эти краснокожие присасываются к бутылке с виски крепче, чем бычок к титьке матери-коровы. Два года назад к востоку от реки Май-Амми обитало более тысячи пианкашоу. Затем они познакомились с виски. Они забросили работу, перестали есть, ослабели настолько, что первая же болячка, заглянувшая в те края, вымела их начисто. Перекосила всех до единого. Если сейчас где и остался живой пианкашоу, мне об этом ничего не известно. То же самое произошло на севере с чиппива, впрочем, на этот раз ответственность лежит на французских торговцах. Знаете, что лучше всего в виски? Оно убивает краснокожих, а белые парни все живехоньки.