– А если этот человек собирается передать документы впрокуратуру и посадить меня в тюрьму, то это нормально? Если он меняшантажирует и вымогает деньги, это правильно? Если он готов ради наживырискнуть своим добрым именем и разорить мою компанию, это с моральной точкизрения вас не коробит?

– Давайте договоримся так. Мы не будем больше говоритьо морали. Если я соглашаюсь, то действую в соответствии со своими убеждениями,которые могут и наверняка расходятся с вашими. Вот и все принципы. Еслисогласны, будем продолжать разговор. Если нет, попросите водителя остановиться.И хотя мы отъехали достаточно далеко от центра, я полагаю, что сумею добратьсядо дома без вашей помощи.

– С вами трудно разговаривать, – желчно заметилДеменштейн, – вы ставите меня в нелегкое положение.

– Я всего лишь оговариваю рамки нашего возможногосотрудничества, – возразил Дронго, – и мне кажется, что ничегоособенного я не требую.

– Это вам так кажется. Впрочем, это уже ненужный спор.Будем считать, что я согласился на все ваши условия. Что-нибудь еще?

– Нет. Но нам придется повторить нашу беседу. И выподробно, не упуская никаких деталей, расскажете мне, как на вас вышли Неверови Востряков, как они звонили, как присылали письма, где назначали встречи.

– Это как раз несложно. Значит, вы согласны?

– Определим нашу главную цель. Неверов?

– Нет. Он меня интересует меньше. Документы. Самаяглавная цель – это документы. Если вы сможете мне их вернуть, то все остальноеменя просто не волнует.

– Документы, из которых следует, что вы совершили рядантиобщественных деяний.

– Послушайте, вы не прокурор, а я не подсудимый. Вычастный эксперт, и я прошу вас найти эти документы. Вот и все. К чему лишние иявно ненужные уточнения? Я вам уже пояснял, что в девяностые годы нарушализаконы все, кто пытался воспользоваться ситуацией. Все, безо всякогоисключения. Одни грубо, другие более ловко, но нарушали все.

– Ваш премьер считает, что можно было не нарушать.

– Наш премьер… – усмехнулся Деменштейн. – Действительно,«премьер в России больше, чем премьер». Знаете, что я вам скажу. Если опытныйпрокурор начнет проверку деятельности Санкт-Петербургской мэрии в периодправления Собчака, царство ему небесное, то там найдут столько нарушений, чтоможно будет предъявить сколько угодно обвинений и нынешнему премьеру, и даже…вы меня поняли.

– Вы еще и циник, – заметил Дронго.

– Это уже форма защиты. Что мне еще остается делать?Нигде и никогда в мире самая большая и самая богатая страна не подвергаласьтакой безжалостной и разбойничьей приватизации. Об этом говорю вам я, человек,который неслыханно разбогател именно в этот период. Кто смог, тот сделалсостояние. Кто не смог… на каждого удачливого приходился десяток неудачников.Они в основном лежат на кладбищах. Почти никто не выжил. Бизнес был не простожестокий, он был абсолютно криминальный и варварский. Если хотите, дажебандитский. За каждым крупным капиталом стояли свои банды, своиправоохранительные органы, свои чиновники, своя пресса, свои журналисты. Иначебыло просто невозможно.

– Знаете, о чем я сейчас вспомнил? Один вашколлега-миллиардер сказал, что всякий, кто не смог заработать в тот периодмиллиард, пусть идет в ж… – так изящно выразился. – А другой вашколлега-миллиардер, человек гораздо более учтивый и воспитанный, сказал, чтобог покровительствует богатым и знает, кому давать деньги, а кому нет. Вам некажется, что сейчас вы немного уподобляетесь этим двоим?

– Нет, не кажется. Я нигде больше не повторю подобныхслов. И если даже вы скажете, что я их говорил, то откажусь от них. Но здесь, всалоне своего автомобиля, один на один, я вам могу сказать. Мы все брали то,что лежало у нас под ногами. Все одинаково толкались, хватали, давили, бросали,брали. У нас примерно одинаковые судьбы и одинаковые биографии. Я знаю, чтоговорю. А если так, то никто из других лиц, попавших в первую сотню, не имеетправа мне ничего говорить и тем более предъявлять мне какие-то претензии. Мывсе одинаковые.

– Возможно, вы правы, – впервые согласилсяДронго, – и если избавить Россию от первой тысячи лиц из списков «Форбса»,то вполне вероятно, что в ней стало бы легче жить.

– А в других республиках все было иначе? –огрызнулся Лев Давидович. – В таком случае покажите мне богатых людей,которые сделали себе капиталы в белых перчатках. Мы еще пытались что-топридумать, забирая себе неработающие комбинаты. А наши миллионеры из южныхреспублик? Они ведь делали капиталы, сидя в чиновничьих креслах и просто обираясвои народы. После девяносто первого везде картина была одинаковая. Где-тосохранилась сильная власть, и там разбогатели приближенные чиновники, где-тосоздалась видимость демократии, и там разбогатели более удачливые и ловкиедельцы. Такие, как я. По-моему, эти словесные баталии пора заканчивать. Давайтепереходить к нашему конкретному делу.

– Давайте, – согласился Дронго, – итак, какони впервые на вас вышли?

– Позвонили ко мне в приемную. Там у меня сидят двасекретаря. Регина и Замира. Регина считается, как бы поточнее сказать, главнымсекретарем…

– Личные вопросы можно задавать или на них есть табу?

– Хотите узнать, сплю ли я с ней? – сразу понялДеменштейн. – Да. И делаю это принципиально. Я считаю, что не могуполностью доверять женщине, если не знаю ее достаточно близко.

– Надеюсь, к мужчинам это не относится? И вы не станететребовать такой же близости от меня.

– Смешно, – хмыкнул Лев Давидович, – неволнуйтесь, вам ничего не грозит. Я убежденный гетеросексуал.

– У нее есть муж или друг?

– Вам не кажется, что это достаточно примитивный способрасследования? Простите меня, если я лезу не в свое дело. Но неужели выдумаете, что я сто раз не проверил все подходы, пока не обратился к вам?

– Убежден, что проверили. И тем не менее будьте любезныответить на мой вопрос.

– У нее есть друг, с которым она встречается, –сдержанно ответил Деменштейн, – ей двадцать восемь, ему тридцать четыре.Он программист, работает на англичан. Говорят, что очень перспективный.Получает достаточно высокую зарплату. Несмотря на кризис, его не только несократили, но и повысили в должности.

– Убедительно. Значит, первой на звонки отвечалаРегина?

– Отвечает всегда Замира. Регина считается моим личнымпомощником. Но когда звонят и говорят, что беспокоят по личным вопросам, трубкуберет Регина. Так было и в тот раз. Она взяла трубку и услышала предложениеВострякова о нашей встрече. Он сказал, что по личному вопросу. Не сталуточнять, по какому. Она ему в свою очередь пояснила, что у меня нет временивстречаться по личным вопросам. Иначе должен буду с утра до вечера заниматьсяпроблемами своих сотрудников, которых у меня больше восьми тысяч человек.