Не будем подражать немецким писателям, искавшим отнять у нас славу освобождения Германии. Воздадим должное нашим сподвижникам. Мы, русские, никогда не колебавшиеся, в годину бедствий матери-России, жертвовать последним достоянием и самими собой, мы вполне сочувствуем великим подвигам самоотвержения прусских граждан. Эти подвиги совершены чужеземцами, но они нам не чужды: они находят отголосок в душе нашей.

Чтобы получить ясное понятие о всеобщем восстании [в] Пруссии, необходимо бросить взгляд на современное положение этой страны.

По договору, заключенному в Тильзите, прусская монархия, возведенная гением Великого Фридриха в степень первоклассных государств, снизошла в ряд владений, порабощенных Наполеоном. Пространство, народонаселение, а вместе с тем и средства королевства уменьшились вполовину; государственные доходы были поглощаемы в течение 5 лет военными контрибуциями, наложенными Наполеоном и содержанием французских войск, оставленных между Эльбой и Вислой; почти все прусские крепости были заняты французскими войсками. Страна обеднела совершенно; многие землевладельцы, войдя в неоплатные долги, оставили наследственное достояние свое и скитались по миру; капиталисты терпели огромные убытки от застоя в делах либо скрывали свои капиталы. Общее уныние подавило дух народа: многие, потеряв надежду на возможность какой-либо перемены к лучшему, освоились с позором и предлагали скрепить цепи, в коих держала их мощная рука завоевателя, теснейшим союзом с Францией, то есть совершенной покорностью Наполеону. Наконец, армия была ограничена условием: содержать не более 42 000 человек; да ежели бы и не существовало такого условия, то Пруссия, по недостатку в средствах, не могла бы иметь более многочисленную армию. Ко всему этому присоединилась континентальная система, со всеми ее последствиями, имевшая пагубное влияние на торговлю Пруссии и бывшая причиной разрыва ее с Англией, Швецией и Северо-Американскими Штатами.

Таково было положение Пруссии: казалось, померк невозвратно последний луч надежды в душах жителей сей несчастной страны. Но Всевышний Промысел послал им в помощь мужей, не отчаявшихся в спасении Отечества, – Штейна и Шарнгорста. В то время еще, когда, вскоре по заключении Тильзитского трактата, Пруссия была наводнена французскими войсками, король Фридрих-Вильгельм III, удалившись на крайнюю черту своих владений, в Мемель, поручил Штейну начертать проект преобразований, имевших целью восстановление монархии. 23 сентября (5 октября) 1807 года ему вверено, в звании министра, управление всеми внутренними и иностранными делами. Одаренный в зрелых летах[8] пылкостью юноши, Штейн соединял в себе глубокую веру в Божественное Евангелие с непреклонной твердостью в задуманном им предприятии – возвышении падшей Германии во всем прежнем ее величии и славе. Гордый, как феодальный барон, он, вместе с тем, был преисполнен любви к народу и душевного участия в судьбе его. Самая наружность этого великого мужа выказывала его душевные свойства. По словам коротко его знавшего Арндта, отличительными чертами плотного, широкоплечего, хорошо сложенного Штейна были высокий лоб, орлиный нос, маленькие карие весьма быстрые глаза и несколько выдавшийся подбородок. До самой старости он сохранил юношескую живость, всегда был душой общества и не находил подобного себе в находчивости и остроумии. Постоянно спокойный, погруженный в глубокие думы, он иногда увлекался горячностью своего характера, и в эти минуты его взоры имели блеск молнии, и голос его раздавался подобно грому. 27 сентября (9 октября) 1807 года, через 4 дня по назначении Штейна в обязанности министра, появилось давно уже задуманное им, впоследствии столь знаменитое, уложение, в коем заключались основные преобразования государственных учреждений: отменен закон, в силу которого только лишь одни дворяне могли владеть поместьями; небольшие крестьянские участки земли приписаны к мызам; крепостным крестьянам дарована личная свобода. По прибытии 3 (15) января 1808 года короля в Кенигсберг, продолжались реформы: законодательная часть совершенно отделена от административной и все министерства преобразованы.

Невзгоды, постигшие Пруссию, и порабощение Наполеоном Германии поселили в сынах ее мысль теснейшего соединения между собой, имевшего целью приготовить средства к восстанию, в ожидании благоприятного к тому времени. Таким образом, образовался Союз добродетели (Tugendbund), под руководством Штейна. Но реформы, задуманные и исполненные великим министром, вызвали сильное противодействие: люди отсталые либо себялюбивые, пользовавшиеся исключительно выгодами при прежнем порядке вещей, были естественными врагами Штейна. В числе их были: по военной части фельдмаршал Калькрейт, а по гражданской – старший министр Фосс. Нашлись в Пруссии люди, не устыдившиеся передать французскому правительству одно из Штейновых писем по делам Тугендбунда; следствиями того было удаление Штейна от должности министра в ноябре 1808 года и конфискация его имения в нассауских владениях. Его управление министерством продолжалось только год с небольшим, но составило эпоху нового порядка дел, и многие мудрые уставы, впоследствии обнародованные при государственном канцлере Гарденберге, были приготовлены Штейном1. При открытии военных действий в 1812 году Штейн, вызванный императором Александром из Праги в Главную квартиру русской армии, прибыл в Вильну, потом отправился в Петербург и находился там до отъезда государя в армию в конце года.

Одновременно с общими государственными реформами в Пруссии последовало совершенное преобразование военных учреждений. Душой этого важного дела был генерал Шарнгорст. Поступив в прусскую службу из ганноверской, уже 45 лет от роду, в 1801 году, когда в прусской армии преимущественно гонялись за выправкой и формой, Шарнгорст, кривобокий, небрежный в отношении к щегольству одежды, объяснявшийся вяло и невразумительно, считался в кругу своих товарищей мало способным, непрактическим человеком. Один из подчиненных ему тогда штаб-офицеров сказал напрямки, что всякий унтер-офицер может принести более пользы службе, нежели Шарнгорст. Несмотря, однако же, на такие толки, он был оценен по надлежащему начальством и в 1807 году, уже будучи в чине полковника начальником штаба у Лестока, способствовал блистательным действиям его в сражении при Прейсиш-Эйлау. По заключении Тильзитского договора Шарнгорст, произведенный в генерал-майоры, был назначен председателем комиссии, учрежденной для восстановления армии; в числе членов ее были приобретшие впоследствии громкую известность Гнейзенау, Борстель, Грольман и Бойен. Подобно Штейну, Шарнгорст встретил сильное противодействие со стороны бессознательных поборников системы Фридриха Великого, полагавших, что коренные реформы могли поколебать в самом основании прусскую военную систему. Но никакие препятствия не могли остановить твердого, непоколебимого Шарнгорста; затаив во глубине души свои виды и не открывая вполне даже самым близким к нему лицам свои намерения, он приводил их в исполнение не вдруг, а по мере того, как оказывалась необходимость в нововведениях; таким образом, успел он незаметно приготовить силы и средства в ожидании зари освобождения Германии. В эпоху Тильзитского трактата прусские войска состояли всего-навсего из нескольких тысяч человек; вся материальная часть армии находилась в руках французов; нравственные силы народа и войск были в совершенном упадке. Надлежало: создать новую армию, народную, подобную неприятельской; снабдить войска, при самых ограниченных средствах государства, артиллерией, оружием, одеждой, амуницией, лошадьми и сбруей; ввести уставы и тактику, сообразные с современными требованиями военного искусства; наконец, вдохнуть в народ и армию доверие к собственным силам, без которого слабы все вещественные средства.