— Первый способ не столь криминален. Может, они примут это во внимание?

Он ничего не ответил, внезапно почувствовав, что его охватывает паника, угрожая лишить возможности контролировать себя. Хорошо было строить теории о том, что они могут сделать, перебирать в мыслях всевозможные варианты, но вот обсуждать их так, чтобы прийти к окончательному решению, — это было выше его сил. Он зажег сигарету, жадно вдохнул наркотический дымок, надеясь с его помощью быстрее, чем обычно, расслабиться. Затем попытался заговорить, обсудить проблему, но слова не шли с языка. Когда же девушка спросила его, в чем дело, он понял, что не может даже взглянуть ей в глаза. Холод, страх, намеренное безразличие просочились в его мозг и боролись, чтобы взять бразды правления в свои руки над его действиями и поступками.

Потом они долго лежали вместе, ничего не говоря, прислушиваясь к шорохам зверьков снаружи, на деревьях, и к далекому меланхолическому крику зимовестника — птицы с пушистым белым оперением, обычной в холодные месяцы в этой части континента.

— Ты женат? — наконец спросила она. Неожиданно для себя он ответил “да” — и отзвуки его ответа зависли в воздухе как пары горячего свинца. Это был единственный путь к отступлению, возможность избежать потери всего, что он приобрел за предыдущую жизнь, не говоря уже об угрозе смерти. На самом деле он не был женат. Но раз он смог солгать, заявив, что несвободен, если смог с такой легкостью одним словом отмести все, что между ними было, то разве это не доказывает, что он ошибается, думая, что это любовь? Да, похоже что так. Он все это время следовал опасной стезе, в конце которой его ожидала неминуемая катастрофа, охваченный вожделением и ошибочно принимая похоть за любовь. Если бы он испытывал к ней подлинную любовь, то не мешкая ни секунды пошел бы на любой риск, лишь бы не потерять ее. Он был бы не в состоянии тогда солгать так беззастенчиво и с такой легкостью. Надо же, чуть не поставил на карту все ради какого-то увлечения — вожделения, смешанного с любопытством, и это почти привело к непоправимой глупости.

Какое-то время они молчали.

— Это, пожалуй, к лучшему, — проговорила Ли наконец. Она смешалась, затем покраснела впервые за все время, что он знал ее. — Потому что и я — тоже.

— Ты замужем? — натянуто осведомился он.

— Ты что, против?

— Ну...

— Если против... — Не досказав фразы, она начала собираться.

— Нет, вовсе нет. Но.., не уходи! Вновь молчание. Время шло. Мрачное будущее маячило на горизонте настоящего, и только прошлому можно было доверять, да и то с оглядкой.

— Он.., крылатый мужчина?

— Один из наших.., разумеется, да.

— Тогда почему?..

— Что?

— Зачем было бросать его, чтобы любить меня. У меня же несовместимость с... — Он был в такой ярости, что слова застревали в горле и на губах, не находя себе выхода. Он чувствовал, что она сделала из него дурака. Естественно, любить мужчину, свободного как птица, радостно летать с ним крылом к крылу — намного лучше и приятнее, чем нежить такого неуклюжего мужлана, навечно прикованного к земле, как он. Его, Дэйвиса, даже самые нежные ласки должны были казаться ей грубыми и нелепыми.

— Он не импотент, — пояснила она, — но стерильный, как и я. Ты же — нет.

А мне хотелось полноценного мужчину, пусть даже я и не могу рожать детей.

— Тогда дело было не во мне.., просто тебе нужны были мои соки?

Она отодвинулась, затем встала.

— Мне лучше сейчас удалиться, — произнесла она мелодичным, как у эльфа, голосом, затем облачилась в свою более тяжелую зимнюю тогу и поспешно направилась к порталу.

Он услышал шелест ее крыльев.

Протей тут же насторожился при новых звуках и начал выискивать неприятеля.

Дэйвис перевернулся лицом вниз; его обуревали гнев, чувство утраты — но, наряду с этим, он испытывал и облегчение.

Настал следующий день, и она не появилась, как появлялась чуть ли не каждый день — а их было много — в совсем недавнем прошлом. Он попытался было сделать вид, будто вносит поправки в свои заметки, но его мысли непрестанно возвращались к Ли, воскрешая в памяти ее улыбку и черты лица. Он пытался убедить себя, что это только плотское желание — тяга к ее телу, и его можно легко преодолеть, стоит только захотеть. Второй день без нее оказался еще хуже. Дэйвис плюнул на все попытки заняться писаниной и слонялся в лесах возле димосиан, словно патрулируя их, сунув руки в карманы и подставив голову холодному ветру рано наступившей зимы. Почему он сказал ей, что женат? И почему сначала почувствовал переполнившее душу облегчение, когда следил за тем, как она уходит, зная, что это навсегда? И почему, испытав тогда облегчение, он сейчас ощущает такое ноющее ощущение пустоты, как та консервная банка из-под фруктов, выброшенная ржаветь в кювет, в которой не осталось ничего, кроме кусочков мякоти, приставших к оцинкованному металлу? Было ли облегчение вызвано только осознанием того, что он больше не преступник, а боль, испытываемая им сейчас, — лишь следствие пережитых недавних страхов, или же подо всем этим, как он подозревал, таится другая, более глубокая причина?

На третий день он забрался в свой гравитационный автомобиль и набрал координаты космопорта, так как на сегодня у него была назначена встреча в читательском клубе миссис Бантер. Она звонила предыдущим вечером, и он принял приглашение, обрадовавшись возможности сбежать из поселка аборигенов хотя бы на время. Он сидел на переднем сиденье и, размышляя, наблюдал, как падающие с деревьев мокрые листья липнут к лобовому экрану и как небо заволакивается облаками, готовыми разразиться первым снегом.

Встреча с членами читательского клуба должна была состояться в добротном доме этой женщины, особняке, чем-то похожем на дворец, с большой гостиной, где был сооружен подиум перед пятью рядами стульев, по десять в каждом ряду. К тому времени, когда он начал свою лекцию, дом уже был полон. Слушатели сгорали от нетерпения, и он вскоре с головой погрузился в повествование о перипетиях, которые ему довелось испытать при работе над “Лиллианской девушкой”, “Мрачным речным дозором” и другими не менее известными романами Стэффера Дэйвиса.

Затем последовал перерыв с традиционными слегка алкогольным пуншем и печеньем домашнего изготовления. Миссис Бантер завладела гостем и повела показывать свои апартаменты. Протей неотрывно следовал за ним, находясь чуть слева и пребывая все время настороже.

— Надеюсь, что вы его перенастроили, — заметила миссис Бантер (которая упорно требовала от Дэйвиса, чтобы тот называл ее попросту Алиса), настороженно наблюдая за роботом. — На мне сегодня новая брошь. — И она, как бы защищаясь, поднесла руку к новому живому жуку, который ползал по отвороту ее блузки, то натягивая, то отпуская золотую цепочку, к концу которой и было прикреплено насекомое.

— Не волнуйтесь, — успокоил ее Дэйвис, — он перенастроен.

Все же они оба не могли не заметить, как булькает пластиплазма внутри корпуса робота всякий раз, когда тот оказывался ближе к жуку.