Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По вашей красоте и молодости, принц, — ответила принцесса.
— Прошу пожаловать наверх, принцесса.
— Мне понадобится ваша помощь, принц.
Принц соорудил подобие каната из своего шарфа, перевязи меча и куртки и опустил вниз. Канат оказался коротким. Принц распустил свой тюрбан и надставил канат, но он все равно был короток. Принц добавил свой пояс с деньгами, и канат оказался впору. Не было случая, чтобы пояс с деньгами не выручил. Принцесса мигом оказалась на скале. Эта скала была повыше вчерашней, и ныряльщики ушли в воду гораздо глубже, подняв чудовищный фонтан брызг. Принцесса была наверху блаженства, и купанье прошло восхитительно.
Они встречались ночь за ночью, купаясь в темных чистых озерных водах. Принц был настолько счастлив, что ему чудилось: он плывет не на волнах, а в небесах. (Возможно, он сам дошел до такой легкости в мыслях, но не исключено, что подобный взгляд на вещи он перенял от принцессы.) Но, стоило ему заговорить насчет небес, принцесса жестоко его высмеивала.
Ночи стали лунными, и это доставило им новое удовольствие. В лунном свете все казалось им удивительным и невиданным, полным какой-то древней, увядшей, нонепреходящей новизны. А когда подошло полнолуние и ночное светило оказалось в зените, одно удовольствие было нырять поглубже и оттуда, снизу, смотреть на огромное светлое пятно, мерцающее и колеблющееся над ними так близко, что рукой подать. Пятно ширилось, таяло и вдруг опять застывало, словно твердело. Они устремлялись прямо на него — ах! — и над ними, в недостижимой высоте повисала луна, ясная, холодная, такая, прекрасная, словно застывшая на дне озера поглубже и намного синее, чем то, по которому они плыли, — так говорила сама принцесса.
Принц скоро понял, что в воде принцесса почти ничем не отличается от всех прочих людей. И что на воде она не так язвительна в своих вопросах и не так дерзка в ответах, как на суше. И хохочет не так часто, а уж если смеется, то не так резко. Да, в воде она была и скромней, и женственней, чем на берегу. Но когда принц допрыгался с ней в озеро до того, что влюбился по уши и начал заводить разговоры о нежных чувствах, она в ответ только поглядывала на него и посмеивалась. Разок-другой, и она будто бы стала призадумываться, будто силилась понять, что все это значит, но хватало ее лишь на то, чтобы смутно чуять — за этими словами что-то кроется. А стоило ей оторваться от воды, она настолько менялась, что принцу оставалось только думать про себя: «Если я на ней женюсь, нам останется, только одно: мне превратиться в тритона, ей — в наяду, — и поплывем мы в сине море, куда глаза глядят».
Принцессины развлечения в озере превратились в страсть, побыть на суше хотя бы час — это стало для нее невыносимо. И вдруг однажды ночью, когда они с принцем нырнули, ее охватило ужасное подозрение: озеро как будто стало мельче. Невозможно представить, что с ней сделалось! Она резко вынырнула и, не говоря ни слова, устремилась к прибрежному обрыву. Принц не понял, что случилось. Он поплыл за ней, на ходу допытываясь, в чем дело: может быть, ей стало дурно? Она не оборачивалась, вопросов его словно и не слышала. Подплыв к берегу, она выбралась на скалу и быстро оглядела ее. Луна была на исходе, ничего было не рассмотреть, ничего определенного сказать было нельзя. Вернувшись в воду, принцесса, так и не обмолвившись ни словом и ничего не объяснив принцу, поплыла домой. У принца было такое чувство, что она даже не сознает, что он плывет рядом. В расстройстве и полном замешательстве добрался он до своей пещерки.
На следующий же день принцесса на многих примерах, увы, убедилась в том, что ее страхи не напрасны. Песчаные отмели будто расширились, трава на берегу и вьющаяся зелень на скалах выглядели не так свежо, как прежде. По приказу принцессы вдоль берегов были нанесены отметки, она осматривала их день за днем, следя за направлением ветра.
И ее ужасная догадка подтвердилась: уровень воды в озере медленно понижался.
Невеликого ума была принцесса, но и этот ум оказался в опасности. Она с ужасом смотрела, как озеро, ее любимое озеро, которое ей было дороже всего-всего на свете, бессильно гибнет у нее на глазах. Озеро медленно иссякало. Вдали на просторных разливах проклюнулись верхушки скал, которые никогда раньше не показывались. Сначала они были мокрые, но вот уж они обсохли на солнце. Страх подумать — скоро здесь раскинется море пузырящейся и сохнущей грязи, в которой умрут прекрасные создания и обретут жизнь уродцы, безобразные, как светопреставление. Палящий зной воцарится здесь, когда не станет озера. Не в силах больше плавать, королевская дочь начала чахнуть. Вода убывала, принцесса чахла, и всем начало казаться, что между озером и королевской дочерью есть какая-то связь. Пошел слух, что принцесса умрет, как только озеро высохнет.
Но принцесса так и не заплакала.
По всему королевству было объявлено, что всякий, кто обнаружит причину иссякания озера, получит щедрую почечную награду. Бум Тамтам и Ллихаскатала взялись за опыты и рассуждения, но тщетно. Даже им не удалось докопаться до причины.
Теперь-то известно, что это было дело рук злой колдуньи, королевской сестры. Когда она прослышала, что ее племянница в воде чувствует себя лучше иных обитателей суши, она вспомнила, что в ее заклятии било сказано о земле, а о воде ничего не говорилось, пришла в бешенство и чуть не прокляла себя за непредусмотрительность.
— Но я мигом наведу порядок! — сказала она. — И король, и весь народ сгинут от жажды. Пусть у них мозги вскипят и свернутся, но я свою месть доведу до конца.
И она захохотала, и хохот ее был так ужасен, что у ее черного кота шерсть дыбом встала от страха.
Она подошла к старому поставцу, открыла его и достала что-то похожее на засохшую морскую травинку. Эту травинку она бросила в бадью с водой, добавила каких-то порошков и размешала голой рукой, бормоча гнусные заклятия. Отставила бадью в сторону и вынула из того же поставца сотенную связку ржавых ключей. Руки у нее тряслись, ключи звякали. Она села и один за другим стала смазывать ключи. Тем временем из бадьи, вода в которой продолжала ходить кругом, появилась голова и часть тела огромной серой змеи. Змея потянулась из бадьи плавными толчками то вперед, то назад и все тянулась и тянулась, не опускаясь на пол, пока голова ее не легла на плечо колдунье и не прошипела ей в ухо тихое «С-с-с». Колдунья вскочила от радости, взяла в руки змеиную голову и поцеловала. Накручивая змею на себя, она вытащила ее из бадьи целиком. Это была одна из тех устрашающих тварей, которых мало кто видывал, — одна из Бледных Змей Мрака.
Взяв ключи, колдунья спустилась к дверце подвала. И, отпирая ее, пробормотала:
— Кто-то за это жизнью заплатит.
Заперев за собой дверцу, она спустилась по ступенькам в подвал, пересекла его и отперла другую дверцу — в темный и узкий проход. И ее она заперла за собой и снова спустилась по ступенькам. Тот, кто проник бы за ней в подвал, услышал бы, как она одну за другой отперла ровно сто дверец и за каждой спустилась несколькими ступеньками ниже. Отперев последнюю, она вошла в огромный пещерный зал, свод которого опирался на могучие природные каменные колонны. Эти колонны держали не каменную толщу, а довольно тонкую кровлю, поверх которой расстилалось озеро.