– Давай, я не смотрю на тебя.

– Можешь смотреть. Я такая грязная, что мне не стыдно.

Она помылась, а потом на голое тело натянула мой свитер, который ей доходил почти до колен, и мы прополоскали в ручье её одежду.

– Нам надо возвращаться, – сказала она. – В другой раз мы пойдём дальше… а сегодня хватит… Вон там, – указала она рукой, – выход из леса. Я покажу тебе большой яблоневый сад, а за садом будет поле, – и вдруг неожиданно спросила: – Я не говорила тебе, что моя мама была русская? Она умерла прошлым летом.

Лолита замолчала, а я не знал, что ей сказать.

– Мне нравится, как ты говоришь по-русски… говоришь чисто, как она!

– Так кто ты, русская или латышка? – спросил я, стерев с её щеки капли воды.

– Я думаю по-латышски, значит – латышка, но сейчас… мне пришла в голову мысль на русском языке – тебе не надоело быть со мной?..

Выглянула луна и осветила прекрасный яблоневый сад. Мы, как зачарованные, стояли между высокими деревьями, ветви которых гнулись от тяжёлых плодов.

– Знаешь, на что этот сад похож? – спросила Лолита, касаясь рукой ветвей. – Это похоже на Райский сад. Слышал эту историю? Мне мама рассказывала. Как ты думаешь, Адам и Ева сорвали запретное яблоко днём или ночью? Мне кажется, что ночью, вот такой, как эта, – ведь они воровали… Да, была точно такая ночь и… посмотри, – показала Лолита рукой в небо, – были эти же самые звёзды… Сейчас всё, как тогда! Всё только начинается, и никто не знает, что будет дальше…, – и вдруг, лукаво улыбнувшись, тихо сказала: – Давай сделаем, как в Библии написано?

Она двумя руками сорвала большое яблоко и медленно протянула мне. Я взял её руки и прямо из них укусил плод. Лолита улыбнулась и тоже укусила в том месте, где укусил я. Мы кусали по очереди яблоко, луна золотила её волосы, но глаза Лолиты были черны и пугающе таинственны. Она приблизила лицо своё к моему и прошептала:

– Сейчас на нас закричит… Бог! Сейчас он нас прогонит! Но знаешь… давай сами убежим отсюда! Бежим!.. – закричала она громко и побежала к полю, укрытому тонкой полосой тумана. Лолита бежала, а за ней тянулась тёмная полоса травы.

– Лолита, за тобой след остаётся, – крикнул я, – ты можешь рисовать на поле в тумане!

Она остановилась и повернулась ко мне. Она казалась такой маленькой в туманном поле.

– А мы с тобой не потеряемся? – донёсся её крик. – А то потом я вырасту, ты встретишь меня и не узнаешь?.. Если ты увидишь у кого-нибудь на груди родинку-сердечко, то знай – это я! Я нарисую тебе её!

И Лолита побежала по полю полукругом, а потом ещё одним полукругом и ещё, туман разлетался под её ногами, и на поле в тумане проступали едва уловимые контуры сердец и тут же таяли. Лолита бежала всё дальше, всё глубже погружаясь в туман и исчезая в нём… тая в нём… пропадая…

– Лолита, всё хочу спросить, сколько тебе лет?

– А сколько тебе нужно?

– Хм!.. Ну, ты даёшь!

Солнечный июльский день. Мы шли с Лолитой через поле. Высокая, тёплая трава хлестала нас по ногам, в ней жужжали пчёлы и, порой, что-то попискивало, а высоко в небе быстро летело огромное тёмно-синее облако с рваным, озарённым солнечным светом краем. Поправляя на плече лямку этюдника, я заметил косой взгляд Лолиты.

– Что-то давно не было у тебя хороших работ, – сказал она с досадой, покусывая травинку.

– Видать, у меня полоса такая, – вздохнул я.

– Полоса? Это что – имя той девушки, что тебе пишет?

– Не остри и не ревнуй, – сказал я, пытаясь щёлкнуть её пальцем по носу, но промазал.

– Я не ревную, а сержусь! Что ни письмо от неё, так полоса у тебя начинается. О чём хоть она пишет?

– Лолита, о таком не спрашивают.

– Разве можно такие письма писать, чтобы настроение у человека портилось? – возмутилась она. – Вот я бы тебе писала такие письма, что ты бы гением стал!

– Ну и что бы ты мне написала?

Лолита чуть подумала, закусив тонкую, сплетённую по пути, косичку.

– Вот, например:

«Виталька, пишет тебе Лолита! Приходи скорее ко мне, я лежу вся разогретая и нетерпеливая!»

– Что-что? – опешил я, – это ты о чём?

– Это я о том, что ты вечно опаздываешь, терпение моё кончается, с меня вчера уже кожа начала сходить от солнца, сколько же можно на песке валяться и тебя ждать!? Ну, как тебе моё письмо? – усмехнулась она.

– Лолита, я хотел бы получать твои письма! Такого мне никто ещё не писал!

– Твоя полоса что-то очень длинная, – немного подумав, заключила она. – Я поняла, в чем дело. Ты движешься не поперёк полосы, а вдоль неё. Вот она и не кончается. Хочешь, расскажу анекдот?

– Давай.

– Один человек решил пойти в пивную, а чтобы найти калитку, когда назад пойдёт, сосчитал, сколько досок в заборе от пивной до дома. Насчитал пятьдесят досок. Напился он, надрызгался, назюзюкался…

– Лолита, без подробностей.

– Хорошо. Идёт он домой и доски считает. Сосчитал пятьдесят досок, а калитки всё нет, доски продолжаются, проходит ещё пятьдесят досок, а калитки снова нет. Три часа так ходил, пока не услышал крик жены: «Эй, ты чего вокруг бочки ходишь?»

– Смешно, – сказал я мрачно, – это, выходит, я вокруг бочки хожу?

– Вроде того. Тебе надо менять направление, вот и выйдешь из своей полосы.

– И как ты думаешь сменить моё направление?

– А вот так, – и Лолита развернула меня на 45 градусов, – ты сейчас шёл рисовать в лес, а теперь пойдёшь рисовать на море. Вон там выход из полосы, – и она указала рукой в сторону синевшего вдали моря.

– Как всё, оказывается, просто! – воскликнул я. – Гениально!! Идём.

Мы расположились на песке у моря, Лолита разделась и, раскинув руки, потянулась со счастливой улыбкой.

– Посмотри, – сказала она, обводя рукой окрестности, – хочешь море, вот тебе море, хочешь поле с коровами, вон тебе поле, хочешь меня, вот тебе я! Что ещё надо художнику?!.. Что ты так смотришь? Знаешь, я сегодня что-то не совсем правильно говорю по-русски. Но ты по-латышски говоришь ещё смешнее. Я говорю, если хочешь меня… рисовать, то рисуй на здоровье.

И, показав мне кулак, Лолита побежала к воде.

Налив в банку морской, воды и достав планшет с бумагой, я стал делать акварель.

Лолита не сразу зашла в воду, она поискала на берегу янтарь, бросила в ворону куском дерева, выброшенным на берег волнами, и только тогда, забежав в море, плюхнулась в воду животом. В общем-то, купание её в этом и заключалось, причём после каждого падения она очень долго не показывалась из воды. Это меня нервировало и не давало сосредоточиться на работе – утонуть же ребёнок может!

Я, лёжа животом на горячем песке, рассматривал готовую работу, как вдруг на неё упало несколько капель, и надо мной раздался голос Лолиты:

– На твоей акварели не хватает людей.