– Это точно, – Наталья вздохнула и тоже начала одеваться. Она хорошо знала своего обожаемого Стасика, поэтому могла дать на отсечение голову, равно как и любую другую часть своего тела: новость о том, что потерпевшей оказалась именно Ангелина Маркелова, ему не понравилась.

Еще через полчаса они притормозили у офиса и Развольский деловито произнес:

– Конечная остановка, вылезай.

– Ты в налоговую? – спросила Наталья, помня, что он сказал секретарше.

– Нет, конечно, – Развольский от души расхохотался, открыв ровные белые породистые зубы. – Я обедать. Сама понимаешь, после таких упражнений аппетит волчий просыпается.

– А я как же? – удивилась Наталья.

– Заяц, ну не можем же мы оба исчезнуть больше, чем на час. Так что сегодня ты сидишь на диете. Тебе, кстати, полезно.

Стоя на тротуаре, Наталья смотрела вслед удаляющемуся джипу и глотала привычные слезы.

* * *

Встреча с Муромцевым не задалась с самого начала. Это он понял уже минут через пять. Максимум через десять.

Еще вчера, докладывая ведущему дело следователю, своему другану Сашке Мехову о том, что погибшая Маркелова была дружна с Муромом (именно такую кличку в молодости носил ныне уважаемый депутат Законодательного Собрания), Иван был полон счастливых иллюзий.

– Ты прикинь, – горячился он, бегая по тесному меховскому кабинету, – мы только-только Шаповалова «закрыли», а сейчас у нас этот кент на подходе! Еще парочка таких громких дел – и быть тебе, Сашка, городским прокурором. А я точно могу дырку на погонах вертеть.

«Дело Шаповалова», действительно, громкое, они раскрыли около месяца назад. Известный бизнесмен, приятельствующий с губернатором, оказался замешанным в торговле наркотиками и проституции, а также в нескольких убийствах. Расследуя все это, Бунин познакомился с Алисой Стрельцовой, и эта встреча до сих пор напоминала о себе чем-то наподобие неприятной отрыжки. Уж больно занозистая оказалась баба.

Арест Шаповалова имел огромный резонанс, и Бунин с Меховым довольно долго не сходили со страниц газет. Как человек, спасший Алису Стрельцову (ни дна ей, ни покрышки), Иван даже получил от начальника городского УВД полковника Травкина благодарность и именные часы. Уже с месяц он подозревал, что Травкин – тоже постоянный клиент брачного агентства Алисы Михайловны. С чего бы иначе такая прыть?

Возможность упечь за решетку Муромцева вводила Ивана в состояние сладкого восторга. Однако чурбан Мехов почему-то его эмоций не разделял.

– Да брось ты, Ванька, – сказал он, лениво наблюдая за бунинскими прыжками по кабинету. – Чтоб Муром и в тюряге? Не с нашим счастьем.

– Почему? Я печенкой чую, что эту дамочку полетать отправил именно он!

– Ешь меньше жареного на ночь, печень шалить не будет, – серьезно отвечал Мехов. – Если бы он хотел от нее избавиться, утопил бы в турецком море на хрен. Не тот человек, чтобы ни с того ни с сего потерять самообладание из-за какой-то банковской курочки. У него таких – на каждом перекрестке. Если всех убивать, в городе естественная убыль населения приключится.

– Ты что, – Иван с подозрением посмотрел на друга, – его защищать намерен?

– Да чего его защищать? Ни при чем тут он.

– Так может мне с ним и не разговаривать?

– Не, разговаривать, конечно, надо. Но аккуратно. А то он, Ваня, тебя с дерьмом съест и костями не подавится. Ты вспомни, у него ж депутатская неприкосновенность.

– Да положил я на его неприкосновенность!

Сегодня, глядя на сидящего в большом кресле Муромцева, Иван чувствовал, что его уверенность слегка поувяла. Этот огромный лохматый человек с тяжелым взглядом был, действительно, не похож на того, кто сбрасывает надоевшую любовницу с восьмого этажа.

– Такие закатывают в бетон, – думал Иван, слушая спокойный рассказ об Ангелине Маркеловой и недавнем совместном отдыхе.

– Вы вместе летели в Турцию?

– Да. В аэропорту нас встретила машина, я заказал индивидуальный трансфер.

– Какое у потерпевшей было настроение?

– Какое может быть настроение у человека, который едет отдыхать в шикарный отель? – пожал плечами собеседник. – Хорошее у нее было настроение.

– Конечно-конечно, – Иван закивал головой. – Женщины всегда радуются, когда едут на море с любимым мужчиной.

– Не ерунди, капитан, – Муромцев поморщился от этой реплики, как от перебродившего вина. – Не было у нас никакой любви. Здоровый трах был. Ну и деньги я ей давал, конечно.

– То есть Ангелина Степановна вас не любила, и вы это знали?

– Конечно, знал. Меня, капитан, вообще мало кто любит. Трудно меня любить. А вот проводить со мной время, помогать мне расслабиться за вполне достойное вознаграждение – это легко. Понимаешь? Хотя куда тебе. С тобой-то бабы исключительно по любви спят.

Иван не совсем понял, считать ему эту реплику комплиментом или все-таки оскорблением, но, посмотрев на Муромцева, уточнить почему-то не решился.

– А вы ее любили?

– Нет. Не любил, – бизнесмен вздохнул, показывая, насколько нелегко дается ему разговор с умственно отсталым. – Чего в ней любить-то было? Думаешь, у нее душа была широкая или умище необыкновенный? Девка как девка. Ноги длинные, сиськи большие, волосы до попы. Ну, и п…а, конечно. Товарно-денежные отношения у нас были, капитан. Товарно-денежные.

– Когда вы прилетели на родину, Маркелову в аэропорту кто-то встречал или вы сюда на вашей машине вернулись?

– А мы с ней в разное время вернулись.

– Почему? – искренне изумился Иван.

– Она в отпуске была, могла подольше солнечные ванны попринимать. А у меня, знаешь ли, капитан, бизнес. Он моего присутствия требует. Побаловался пару дней – и хватит.

– Но в турагентстве мне не сказали, что вы должны были вернуться раньше…

– Так и правильно, что не сказали. Им вообще не с руки языками лишнее молоть. Хотя они и не знали. Путевку я купил на весь срок, а потом мне позвонили, что накопились дела, которые без меня не разрулить, я и вернулся.

– А Ангелина Степановна не обиделась на вас, что вы ее одну бросаете?

– Она? На меня? Ее мнения по этому вопросу никто не спрашивал.

– А когда она вернулась домой, вы с ней не встречались?

– Не разводи ты меня, как лоха, капитан! – Муромцев снова досадливо поморщился. – Я даже не знаю, когда она вернулась. Если я не ошибаюсь, у нас еще на сегодня дня два остается оплачено. Так что чего ей на море не сиделось, на всем-то готовом, я не знаю.

– Когда вы улетели домой?

– Неделю назад.

– И неужели за это время вы ей даже ни разу не позвонили?

– Нет, не звонил. Зачем? Я здесь, она – там. А раз так, то о чем разговаривать.