Она взглянула опять на Севу. С Копейкиным подобная история вряд ли приключится. Он даже кошке своей не доверяет. Практичный, дотошный, подозрительный и скорее всего жадноватый. И бабник. Мари заставляла себя найти в нем положительные черты: хорошие манеры, тягу к дорогим костюмам, но у русских это норма – и нашла только ум. Да, Севу никак нельзя было назвать глупым. Она отдавала себе отчет, что он уже почти все про нее понял. Значит, надо стать самой собой, иначе ничего не получится.

– Саломея мне сказала, что аметисты у Тортиллы на панцире были раньше в каком-то китайском ритуальном украшении, – поведал подошедший Сева.

«Так. И этот туда же», – подумала Мари.

– Она тебе носочки не подтянула?

«Она сказала, что ты без трусов», – мысленно тявкнул на нее Сева.

– А Буратино тут нет почему-то, ты заметила? – вежливо спросил он, пропуская мимо ушей женскую колкость.

– Заметила, конечно, – поправилась Мари. – Олег упоминал, что видел его где-то в другом месте.

«Ну-ну», – внутренне улыбнулся Сева.

Филипп потягивал «Лимончелло» и тоже смотрел на клетку с попугаем. Попугай не виноват в людских делах, он все отработал, вытянул все конвертики, он даже был умным попугаем. Джузеппе с самого начала не хотел брать Мари. Есть женщины, которые не умеют ценить то, что у них есть, и глубоко страдают от успехов и красоты других женщин – поэтому очень часто у них не складывается личная жизнь, они все время сравнивают и завидуют, тратят силы на то, чтобы навредить, переживают чужое счастье, не думая о своем, обижаются на судьбу и живут напоказ. Их можно узнать по тому, как они смотрят, когда им кажется, что их никто не видит. Но люди видят все.

– Мы думаем, что среди нас, – Филипп помолчал и обвел взглядом присутствующих, – есть… предатель.

Стояла тишина. Музыку выключили, слышны были только шум мотора и легкий плеск волн за бортом. Все вновь собрались в холле, чтобы попрощаться и пожелать «спокойной ночи».

– И есть человек, который знает, о ком речь, – продолжил Джузеппе.

– Значит, их двое, – сказал Копейкин.

– Вы согласны продолжать? – обратился ко всем Филипп.

– А он не сознается? – Ханне не хотелось огорчаться, ей начинало нравиться здесь.

– Нет, – покачал головой Филипп.

– Может, мы его вычислим, а потом второго, или наоборот. – Сева был готов искать и тоже не хотел ничего менять. – Поговорим и заставим признаться. Все проблемы от жадности, сами знаете.

– Ты не на работе, – напомнил Олег.

– Проблемы исходят еще от сумасшедших, – намекнул Копейкин. – От тех, у кого в башке рождаются навязчивые идеи заставить африканца полюбить фуа-гра, например, – пространно, но с чувством огрызнулся он.

– И от ревности, – вставила Мари.

– А вы не ошибаетесь, Филипп? – Ханна продолжала надеяться поскорее эту тему закрыть.

– Уже нет. – Филипп был уверен.

– А я вообще вас не понимаю, – вдруг сказала Виолетта. – Да, я согласилась приехать – интересно. Но кого я должна сейчас искать? Или мы с Никитой должны искать? Или Никита сейчас будет во мне что-то искать? – Ее русский стал выправляться на глазах.

Копейкин наконец обратил на нее внимание. Она у него как-то не фокусировалась, то ли еще не успел, то ли не мог вспомнить, знал он ее до этого или нет. Ханну вот вспомнил.

– Никит, объясни! – кинул он в их сторону.

– Кому? Тебе? – спросил Никита.

– Мы пришли к нашему заключению сегодня, – сказал Джузеппе, – и, естественно, заранее ничего не могли предвидеть.

– Поэтому убрали Буратино? – спросила Мари.

– Ему теперь не место в нашей компании, – добавил утвердительно Сева.

– Виолетта, не бойтесь! Здесь нет политики, больших денег, убийств, людоедства и сексуальных перверсий, – успокоила добрая Саломея. – Мы примем к сведению ваше наблюдение, Филипп, но об этом можно было сказать и завтра утром.

– Как хотите, господа, – спокойно согласился Филипп.

– Может быть, пойдем уже по квартирам? – предложил осторожно Мухаммед, не проронивший до этого ни слова.

– Всем спокойной ночи, – тут же подхватил Никита.

Потом никто ничего не понял.

Первыми до своей каюты добрались Ханна и Мухаммед. На кровати лежала Мальвина. Точнее, полулежала и лупила свои круглые васильковые стеклянные глазки. Голубое платьице, кружевные нижние юбки с белыми штанишками до колен, лаковые белые туфельки – настоящая кукла из хорошего магазина.

– Быстро в ванную, Мухаммед! – скомандовала Ханна. – Помойте руки, почистите зубы и вообще слушайтесь! Будем писать диктант.

Мухаммед начал заводиться. Что тут думать-то? Ханна стала стягивать платье через ноги. Кажется, он увидел ее грудь или не увидел, а хотел увидеть, но на этом месте все воспоминания закончились.

Больше они ничего не помнили. Обидно было от того, что они так и не знали, до какой степени близости вчера все дошло, точнее, как говорят школьники: «было» или нет? Проснулись в постели, каждый со своей стороны. Ханна в шелковой ночной рубашечке, которая вообще-то должна была лежать в шкафу, потому что она приготовила себе другую. Мухаммед просто в трусах. «Хоть своих, и то спасибо», – подумал он. Утром, естественно, сказали друг другу «привет».

– Тебе вчера было хорошо? – осторожно подкрался Мухаммед, потому что не знал, что спросить. В голове была такая ясность, что можно было идти оперировать часа на три. И тело было отдохнувшим, даже больше, чем нужно. Он повернулся на бок и скомкал пообъемнее одеяло.

– Да. – Однако Ханна тоже не знала: «хорошо», но до какого места? И почему она тут лежит, и что он с ней ночью делал, если спрашивает, хорошо ей было или нет?..

– А я могу?.. – Ему стало совсем трудно, он еле-еле сдерживался. Но с другой стороны, никак не мог взять в толк: он «имел» ее вчера или нет?

– Нет, не совсем хорошо, – протянула нерешительно Ханна. «Интересно, а если «было»? И что теперь? Мне перед сном контрацептики глотать на всякий случай?»

– Не совсем – это как? – «Как это – «не совсем»? Я вчера точно помню, что ее хотел». Он сто пять раз проиграл все возможные и почти невозможные прыжки и стойки еще у клетки с попугаем. Каждый раз, когда она вставала и поворачивалась, он тащился от ее задницы. Он не мог «не совсем». «Я бы это помнил! Я и проснулся “нормальным”».

– Мало… – Ханна согнула под одеялом ноги в коленях домиком. Конечно, ей было бы лучше не шевелиться.

«Тут явно что-то не то, – застучало у Мухаммеда в висках. – Или было или нет?»

– Ты как себя чувствуешь? – спросил он.

– Нормально. – Ханна задумалась. – Я прекрасно себя чувствую… Смотри! Мы же стоим! – воскликнула она и показала глазами на окно. – Может быть, можно купаться? Вставай! Пошли на палубу!