Все медленно жевали хлеб и полоски соленой говядины, наслаждаясь каждым глотком. Но что случилось с фермами? С двумя городами? Он узнает завтра.

Никто, разумеется, не наелся, но по крайней мере теперь у них в животах что-то было. Хорошо еще, что Черный Демон не отравил замковый колодец.

В замке, служившем пристанищем для более сотни человек, пятьдесят из которых были солдатами, осталось только двадцать два плюс трое его солдат и оруженосец. Но Гаррон улыбнулся. Завтра он узнает, какие мастера остались в замке, кроме оруженосца Эллера и кузнеца Терпа.

— Я надеялся, что сюда приковыляют еще несколько несчастных душ, — заметил подошедший Алерик, — поэтому не велел поднимать мостик и опускать решетку, но уже поздно. Я послал Гилпина и Хоббса обезопасить нас на ночь. Поражаюсь, как это Таппер ухитрился поднять решетку, но, думаю, сам Господь помог ему повернуть этот ворот. Цепь толще, чем он сам!

Он оглядел жалкое сборище людей, все еще жавшихся друг к другу. Но они хотя бы разговаривали, и это уже ободряло.

— Мы также обыскали внешний и внутренний дворы, но больше никого не увидели.

Гаррон кивнул:

— Я просто не могу поверить, что Черный Демон оставил своих людей с приказом убивать всякого, кто выйдет на охоту.

— Хотел уморить их голодом, — сказал Алерик. — Не собирался оставлять свидетелей содеянному. Одно это говорит о подлой душе, Гаррон. Душе, проданной дьяволу много лет назад.

Гаррон не мог не согласиться.

Только надтреснутый смешок старой Миггинс охладил бушевавшую в его крови ярость.

Хорошо еще, что погода стояла хорошая.

Гаррон тяжело вздохнул, завернулся в одеяло и улегся спать около огромных дверей, предварительно задвинув два толстых деревянных засова. Перед сном он помолился, чтобы погода продержалась еще дня два. Больше ему и не понадобится. Он не хотел молить о большем. Не хотел искушать судьбу.

Он успел подняться в солар и заглянуть в спальни. Все кровати были поломаны, а ковры из хозяйской спальни пропали. Ничего, кроме подло учиненного хаоса. Враг Артура, Черный Демон, хорошо поработал.

Но не замковый колодец, слава Богу, не замковый колодец…

Жизнь необратимо изменилась. Теперь это не радостное возвращение домой, а вопрос выживания. И не только его собственного, но и тех душ, что сейчас спят на каменном полу в большом зале. Его душ. Зависящих исключительно от него.

День Страшного суда… Как странно называть этими словами царство террора, едва не поглотившее замок Уорем. Как он жалел, что остановился в замке Оксборо, чтобы передать послание короля графу Оксборо! Если бы только он сразу направился сюда… но что это изменило бы?

Он подождал, пока все не уснут, прежде чем позволить себе закрыть глаза. Последняя его мысль была о Черном Демоне, человеке, у которого Артур украл серебро.

Несмотря надень Страшного суда, замок Уорем был великолепен!

По крайней мере так считала Мерри, жующая кусочек хлеба, полученный от оруженосца лорда Гаррона. Ржаной хлеб из муки грубого помола был черствым, жестким и восхитительным на вкус. Мерри, конечно, узнала оруженосца. Он был первым, кто позвал ее, когда она пряталась.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Я Гилпин, оруженосец лорда Гаррона.

Слава святому Кориандру, он не узнал ее! Впрочем, если вспомнить, он вообще ее не видел.

— Все здесь только и говорят что о дне Страшного суда, — заметил Гилпин. — Можешь рассказать, что случилось?

Мерри опустила голову и стала старательно жевать, откусывая крохотные кусочки.

— Боюсь, что нет.

Он протянул руку, чтобы отнять у нее остаток хлеба, но она быстро отскочила:

— Нет, я очень голодна. Честно.

— Непохоже, что ты умираешь от голода подобно остальным.

Он прав. Она эгоистка!

Мерри вдруг поняла, что он очень пристально на нее смотрит. И поняла также, что говорит не как крестьянка.

— Вроде как худо всем пришлось, это все, что мне сказывали, — пробормотала она.

— Теперь все будет иначе, — пообещал Гилпин, похлопал ее по плечу и, слегка хмурясь, отошел. Она увидела, как он протянул ломтик хлеба согбенной старушке.

Мерри, стараясь держаться в сторонке, наблюдала, как жадно едят люди, и сообразила, что мысленно составляет списки, занятие, свойственное ей едва ли не с детства. То, чему научил ее отец. Она видела, как новый господин старается поговорить со всеми, расспрашивает о том, что случилось, и старается ободрить. Она чувствовала, как бьется и пульсирует в нем ярость, такая же, как при встрече с сэром Халриком, этим гнусным дьяволом. Но тогда он держал ярость в узде. Удержит и сейчас. Наверное, он делает самое необходимое в такой момент. А потом займется чем-то другим, столь же необходимым. Он был смуглым, с волосами, черными, как Северное море в безлунную ночь, и со светло-голубыми глазами. Необычный контраст! Узнают ли эти светло-голубые глаза мальчишку, которого он спас? Ведь он единственный из четверых, кто ясно ее видел.

Гаррон как раз сказал что-то шутливое Пэли, солдату, чьи ноги были так длинны, что старая Миггинс утверждала, что, если положить на эти вытянутые ноги доски, на них уместятся трое. Его глаза были красны и слезились. Мерри уже видела весной нечто подобное. И слышала, как целитель Валкорта называл это «весенними слезами». Но не знала, какое средство он смешивает в котелке для зелий, чтобы помочь таким людям.

Когда наконец все уладилось, она увидела, как лорд Гаррон проверил огромные двойные двери и задвинул два деревянных засова, после чего завернулся в одеяло и улегся у дверей. Все спали в большом зале, поэтому Мерри прикорнула рядом со старой Миггинс, которая, рыгнув, прохрапела ночь напролет, громче, чем любимая свинка Мерри.

Наутро, когда Гаррон и его люди уехали на охоту, Мерри подошла к Миггинс, поняв, что эта старушка здесь главная.

— Взгляни на меня, — тихо попросила она.

Миггинс прищурилась:

— Кто ты, парень? Я тебя не знаю. Ты приехал с лордом Гарроном?

— Нет. Я последовала за ним и его людьми. Он спас меня от похитителей, но не знает, что я здесь. Кто ты?

— Я Миггинс. Вот имени своего не помню. Но все знают меня как Миггинс.

— Миггинс, — повторила Мерри и, глубоко вздохнув, выпалила: — Я не мальчик.

Миггинс пристально всмотрелась в нее и медленно кивнула:

— И не абы какая девочка, верно?

— О нет, я простая девчонка, совсем ничтожная.

— В этом случае кому понадобилось тебя похищать?

— Ладно, не простая девочка. Клянусь, что расскажу все, но не сейчас. Есть ли здесь платье, которое я могла бы позаимствовать. Эта мальчишечья одежда грязна и воняет.