назад. Она даже хотела поскорее уехать. Но то, как Мордред это произнес… походило на угрозу. И я не могла перестать об этом думать.

5

Моргане смириться с новостями сложнее всего.

Нимуэ собрала всех нас после ужина, чтобы их сообщить. Даже Артур, у которого умер отец, не устраивает сцены. Но Моргана не скорбит по Утеру – она о нем и не думает. Моргана скорбит по Авалону, единственному месту, которое она может назвать домом. Когда-то она призналась мне в том, что не покинет этот остров, даже когда ее тело остынет.

– Я не поеду, – сообщает она Нимуэ, и в ее фиолетовых глазах плещется решимость.

Ей уже почти двадцать пять, но сейчас она походит на ребенка, который вот-вот закатит истерику. Под слоем напускной храбрости скрывается страх. Это я понимаю как никто.

Потому что я помню, как с ней обращались в Камелоте: ее ненавидели, потому что она казалась странной. Тогда я думала, что она не обращала внимания на шепотки и косые взгляды, на людей, обходивших ее стороной, словно даже воздух вокруг нее был смертельным. Но тогда я просто не умела ее читать.

– Авалон – мой дом, – продолжает она, каждое слово – сталь. – Дева, Мать и Старуха указали мне путь, и я имею право здесь находиться. Такое же, как и все остальные.

На Нимуэ эта вспышка впечатления не произвела. Полагаю, она уже успела к ним привыкнуть: она ведь знала Моргану – знала всех нас – с тех пор, как мы были детьми.

Даже если бы Нимуэ не обладала даром предвидения, вряд ли кто-то из нас мог ее удивить. Вспоминаю свою мать: она воспитывала меня тринадцать лет, но все остальные жили с Нимуэ с самого детства. Для них она и была матерью.

– Пока Дева, Мать и Старуха не решат спуститься к нам, мне, как Леди Озера, положено излагать их волю по своему разумению, – спокойно напоминает Нимуэ, устало потирая виски и откидываясь в кресле. – Думаю, чай поможет тебе успокоиться.

– Не хочу я никакой чай! – рявкает Моргана. – Я требую объяснений!

Глаза Нимуэ на долю секунды останавливаются на мне, а потом взгляд ее сосредотачивается на Моргане.

– Я объяснила уже дважды, но хорошо, – она вздыхает. – Артур теперь король.

Нимуэ кивает в его сторону: Артур замер рядом с Гвиневрой. Он не произнес ни слова с тех пор, как ему сообщили о смерти отца. Сейчас он совсем не похож на короля. Он выглядит мальчишкой, под ногами которого разверзлась земля. Мальчишкой, который больше ни в чем не уверен. Ему двадцать три – он давно уже вырос, он не самый молодой король Камелота. Но для меня он навсегда останется мальчишкой, которого я встретила полжизни назад.

Гвиневра держит его за руку: она редко проявляет внимание таким образом, и это подчеркивает всю серьезность происходящего. Не сомневаюсь, она сделала бы это для любого из нас, но в их с Артуром отношениях много подводных течений: в том смысле, что они будто стоят одной ногой в этом мире, а второй – в их собственном. Созданном только для них.

Нимуэ продолжает:

– Он вернется в Камелот, чтобы занять трон, и будет править. И всем вам нужно отправиться с ним.

Я не отрываю взгляда от Артура, пока Нимуэ расписывает его будущее. Будущее, о котором он всегда знал. Выражение лица его почти не меняется, но я знаю его достаточно хорошо, чтобы заметить проблеск неуверенности в янтарных глазах.

Хороший знак. Значит, Артур понимает, какая ответственность ложится на его плечи. Корона для него – не просто слова.

– Зачем? – голос Морганы дрожит.

Я перевожу взгляд на нее: на ее лице неуверенности нет, только гнев и страх. Они – сводные брат и сестра, но нет в мире двух более непохожих людей. Артур бледен, волосы у него цвета красного дерева, плечи широкие, а руки и ноги длинные и все еще по-юношески угловатые. Моргана же гибкая и изящная, с темными, словно безлунная ночь, волосами и кожей цвета бронзы. Общего у них – только улыбки. И веснушки на щеках и носах.

– Я могу остаться здесь и помогать ему издалека. Здесь от меня будет больше толка, чем при дворе, – продолжает Моргана.

Я не могу произнести этого вслух, но тут я с Морганой согласна. Особенно с учетом моих видений и того, что нам с Нимуэ известно об ее отношениях с Артуром. Все начнется с них. И станет только хуже. Почему Нимуэ так настаивает? Моргана могла бы остаться здесь, подальше от бед, и была бы счастлива. Но я не настолько глупа: Нимуэ наверняка не сообщает мне обо всем, что знает. Я тоже часть этой паутины, моя судьба переплетена с их судьбами, и у Нимуэ есть свои причины молчать. Я тоже не рассказываю ей обо всех своих видениях.

И это опасно – знать о том, что ждет тебя в будущем. Нимуэ рассказывала мне, как провидцы сходили с ума. Как застревали между настоящим и будущим, не в силах сделать шаг ни вперед, ни назад.

– Дева, Мать и Старуха согласились бы со мной, – спокойно произносит Нимуэ.

– О, так они тебе и сказали, правда? – рявкает Моргана.

Нимуэ поворачивается к Гвиневре и Артуру.

– Что-то вы притихли. Мы обсуждаем и ваше будущее тоже. Неужели вас ничто не беспокоит?

Артур слишком сильно погружен в свои мысли, но Гвен поднимает на Нимуэ свои печальные зеленые глаза.

– Я смогу заехать домой? – спрашивает она.

Она прожила большую часть жизни на Авалоне, но акцент у нее все еще лионесский: она делает резкие ударения на гласных, а согласные проговаривает мягко.

– Я не видела отца пятнадцать лет.

Я тоже не видела свою семью с тех пор, как прибыла на Авалон, но, в отличие от Гвиневры, даже мысль о воссоединении меня настораживает.

– Ты вернешься в Лионесс, Гвиневра, – обещает Нимуэ. – Вашу с Артуром помолвку должны утвердить обе страны. И когда они дадут согласие, ты отправишься в Камелот. Много времени это не займет… месяц. Может, два.

Гвен с явным облегчением кивает, а потом стискивает руку Артура. Но он, кажется, этого даже не замечает.

Наконец и он поднимает на Нимуэ взгляд.

– Когда мы выезжаем? – Голос его звучит так, словно принадлежит незнакомцу. Пусто и сломлено.

– Завтра утром, до рассвета. – Нимуэ обводит нас взглядом. – Судя по всему, знать уже начала расставлять сети в направлении претензий на трон – и главенствует там твой брат-бастард.

Она не произносит его имени, но я все равно слышу его.