разумея первых, которым дозволен. был Собором свободный прием в Церковь, с неудовольствием принял такой донос, и в грозных выражениях писал к Афанасию, чтобы он не препятствовал желающим возвратиться в недра Церкви[141]. Но св. Афанасию стоило только объяснить, о ком ходатайствуют клеветники его, – и Константин более не настаивал на своем требовании.

Видя, что напрасны будут все покушения – склонить епископа александрийскаго на свою сторону, – Евсевий искал теперь всеми возможными средствами вредить ему. Мщение его было неистощимо в клеветах. Он вошел в тесныя сношения с мелетианами, доселе не примирившимися с Церковию, и чрез них взводил, одни за другими, новыя обвинения на Афанасия. Явились в Никомидию трое мелетианских епископов с жалобою на Епископа александрийскаго, будто он обложил египтян податию, обязав их доставлять в пользу Церкви александрийской льняныя одежды. Эта жалоба немедленно доведена до Императора. Но, бывшие в то время в Никомидии, двое пресвитеров александрийских раскрыли ея несправедливость. Константин осудил поступок мелетиан, но пожелал лично видеться с Афанасием. – Еще не успел Афанасий явиться в Никомидию, как уже готовы были против него новыя обвинения от тех же мелетиан, будто он помогал деньгами какому-то мятежнику Филумену. Св. Афанасий личным объяснением успел разрушить и эту клевету, и так сильно подействовал на Государя, ничего столько не желавшаго, как мира и согласия, что он отправил вместе с ним послание к православным жителям Александрии, в котором прославлял Афанасия, как «человека Божия», и достойно порицал вражду и зависть его противников[142].

Но клеветы еще не истощились. Мелетиане распустили молву, будто архиепископ александрийский, обозревая в своей епархии мареотскую область, приказал сокрушить, или сам сокрушил, найденные в церкви у одного мелетианскаго священника, Исхира, св. сосуды, сожечь священныя книги, разрушить св. престол. Сложили и другую басню; будто св. Афанасий одного мелетианскаго епископа Арсения, города Ипселы, умертвил, и отсек у него руку, для волхвования. Первое обвинение Афанасий имел случай объяснить Государю еще при свидании с ним в Никомидии[143]. Исхир отнюдь не был священником. Правда, его посвятил в этот сан, еще при еп. Александре, священник же александрийский, Коллуф, самовольно восхитивший себе права епископския: но еще на соборе александрийском, 324 г., при Осии кордовском, этот Коллуф низложен, как самозванец, и все им посвященные не признав действительно поставленными. В том селении, где жил Исхир, и где будто бы совершилось оскорбительное для святыни происшествие, не было своей церкви; и день, в которой будто бы оно совершалось, – замечает св. Афанасий, – не был воскресный, когда обыкновенно совершалось Богослужение. Итак, все это происшествие было не что иное, как враждебный вымысел. Сам Исхир сознался письменно, что он принужден был к такому несправедливому извету на Афанасия тремя мелетианскими епископами, которых указал и имена. – Другое обвинение Константин поручил изследовать брату своему Далматию, и разсмотреть собору, который должен был собраться в Кесарии палестинской[144]. Получив вызов к ответу от Далматия, св. Афанасий отправил диакона своего искать Арсения по монастырям. Посланный, хотя не нашел его, но узнал монастырь, где он скрывался, и привел с собою в Александрию священника Пинну, который способствовал его удалению оттуда, и монаха Илию, с которым он путешествовал. Оба объявили, что Арсений не только жив, но и ходит со обеими руками. Кроме того, дошло до св. Афанасия письмо Пинны к вождю мелетиан после Мелетия, Иоанну Архафу, к которому он писал, что так как дело объяснилось и стало всем известно в Египте, то нечего более обвинять Афанасия в умерщвлении Арсения. – Сам же Арсений удалился в Тир, где и был узнан тамошним епископом Павлом, и задержан. – Все эти обстоятельства св. Афанасий раскрыл Императору Константину в письме, и взаимно получил от него успокоительное послание, в котором с негодованием отзывался он о кознях мелетиан, и повелел прочесть это послание публично, в посрамление врагов Афанасия. В тоже время Далматию и епископам, уже отправившимся на собор, Константин повелел возвратиться с пути. – Казалось, тем дело и должно было кончиться: Афанасий не искал наказания клеветников. Сам Арсений явился к нему с повинною головою, и просил его принять в общение с Церковию. Даже Иоанн Архаф, глава раскола, искал теперь союза с Церковию, и этим чрезмерно обрадовал Государя, всего более заботившегося о водворении мира, так что Константин вызвал его немедленно к себе[145].

Но какая неожиданная перемена! В следующем же году этот Иоанн переходит на сторону Евсевия; обвинения со стороны Исхира и Арсения возобновляются; по повелению Константина, назначается новый собор для разсмотрения их доносов; и собор оканчивается осуждением Афанасия. Виновники этой перемены – скрыты: но дух действующей партии виден, цель – низложения Афанасиева – ясна: лишь только произнесен приговор на Афанасия, – Арию разрешено общение с Церковию, и он отправляется в Александрию.

Назначая этот собор в Тире (335 г.), – как писал Константин, – для прекращения безпорядков, возбуждаемых «любопрением», и возстановления согласия в провинциях, разрушеннаго «высокомерием немногих людей», он уведомлял членов собора: «мною сделано все, о чем вы писали: я отправил письма к тем епископам, к которым вы хотели, и требовал, чтобы они приехали и участвовали в ваших заботах; отправил также бывшаго консула Дионисия, с повелением напомнить о приезде на ваш собор тем, кому должно, и наблюдать за ходом дела, и особенно за благочинием. Если же кто, – чего впрочем я не ожидаю, – осмелится и теперь пренебречь наше повеление, и не явится на собор; то от нас послан будет человек, который, по царскому указу, изгнав виновнаго, научит его, что определениям Самодержца, направленным к защите истины, противиться не должно»[146]. В тоже время и епископ александрийский получил повеление – безпрекословно отправиться в Тир, хотя бы то и против воли[147]. Из приведенных слов послания Константинова к собору ясно видно, что враги Афанасия успели посеять сильныя предубеждения против него в душе миролюбиваго Государя. До сих пор Евсевий и его друзья в тайне покровительствовали мелетианам: теперь они решились открыто защищать их, представляя виновников, продолжающагося разъединения их с Церковию – Афанасия. Вменяли ему в вину и то, что он предварительным объяснением устранил необходимость новаго разсмотрения принесенных на него жалоб мелетианами, на соборе в Кесарии, – и это представляли, как пренебрежение к воле Государя. Из последующаго видно, что воспользовались случаем представить Константину в более благоприятном виде и дело Ария, который давно уже возвращен был из заточения, но не допущен в