армия осядет на зиму в Святой земле. Князь даже желал, чтобы венгры со своим королем ушли осаждать Дамаск и там пусть бы все пропадали, лишь бы не оставались гостить в его землях в ожидании весенней морской переправы домой. Боэмунд знал, что герцог Австрийский и король Иерусалимский, знакомые еще со времен Альбигойского крестового похода, взаимно симпатизируют друг другу и потому будут держаться вместе, а значит, не ему, князю антиохийскому, придется взваливать на свои плечи прокорм хоть и не очень большого Австрийского войска, но в стране, пережившей неурожай и стоящей под угрозой голода. Боэмунд решил искать поддержки у кипрского короля Гуго Лузиньяна, находящегося со своим отрядом в Верхней Галилее. Тот, как и сам князь, и король Венгерский, не признавал верховенство в этом походе Жана де Бриенна.

Андраш II еще некоторое время пытался уговорить оставшихся напасть на Дамаск, но потом сдался и, покачивая в знак разочарования головой, покинул собрание. Венгерские сеньоры выходили за королем, гордые, словно одержали какую-то победу. Лихтендорф отпустил им вслед едкую шутку, и герцог с остальными немцами от души рассмеялись. Леопольд Австрийский поблагодарил своих баронов за поддержку и велел всем расходиться по палаткам, пока он с глазу на глаз переговорит с Жаном де Бриенном.

Штернберг, Лотринген и Лихтендорф, обсуждая подробности совета, медленно выходили из королевского шатра. Вокруг него стало довольно свободно, ведь большинство рыцарей покинули периметр вокруг шатра вместе со своими сеньорами, остались только несколько групп немцев и один Деметр Аба. Сенешаль, обнажив меч, с перекошенным от злости лицом, дождался, когда выйдет Лихтендорф, и шагнул ему навстречу:

– Не вы ли, сеньор хохотун, отпускали насмешки о моем короле? – на очень плохом немецком произнес он, еле сдерживая рвущуюся наружу ярость.

– Я! – задорно ответил Лихтендорф и улыбнулся. – А как это вы догадались, господин сенешаль?

– Издеваешься, ублюдок? – прохрипел Деметр Аба. – Сейчас я тебя отучу ухмыляться!

– Признаюсь, ты мне тоже не нравишься, мадьярский пес! – воскликнул, посмеиваясь, Лихтендорф, и обнажил меч.

– Черт возьми! – проговорил Штернберг. – А этот сенешаль совсем отчаянный. Он один, а наши люди повсюду.

Лотринген скорчил кислую мину:

– Крестоносцы готовы друг друга в клочья разорвать – и это армия Христа!

Мечи противников скрестились, при свете факелов отбрасывая тусклый блеск в непроглядную черноту сирийской ночи. Немецкие рыцари, с любопытством наблюдавшие за боем, приблизились, образовав вокруг графа и сенешаля круг. Некоторые из них с тревогой оглядывались в сторону палаток – не идут ли на подмогу своему соотечественнику мадьяры короля Андраша.

Деметр Аба поливал Лихтендорфа потоком разных непристойностей, стараясь вывести его из себя и тем самым заставить совершить ошибку, но граф, словно одетый в непроницаемую для оскорблений броню, не слыша ничего, бился хладнокровно и четко.

На шум из палатки короля вышли Жан де Бриенн и Леопольд Австрийский. Герцог выругался про себя, но останавливать дерущихся не стал, надеясь, что Лихтендорф наконец-то убьет венгерского сенешаля, так надоевшего ему своей заносчивостью и злобностью. Но король Иерусалимский возмутился происходящим.

– Сеньоры! – крикнул он. – Прошу вас прекратить! Вы воины Господа, нельзя проливать кровь друг друга, когда вокруг нас враг, а он только и ждет, что мы все перессоримся! Успокоитесь, господа, я приказываю вам!

Лихтендорф и Деметр Аба хоть и не знали французский, но смысл королевских слов понять было несложно. Они опустили мечи. Лихтендорф взглянул на герцога, и, хоть при свете факелов видеть было трудно, граф разглядел жест, сделанный ему Леопольдом Австрийским. Он убрал меч в ножны и отошел от сенешаля. Но Деметр Аба не хотел смиряться.

– Эй, Жан де Бриенн! – в бешенстве крикнул он, намеренно мешая венгерские слова с немецкими, чтобы рыцари герцога поняли, о чем он говорит. – Эй, уж не по твоему ли наущению этот хлыщ смеялся над моим королем и мной, а теперь трусливо поджал хвост, лишь только ты появился? Говорят, ты в молодости всегда побеждал на рыцарских турнирах, так иди сюда, тряхни стариной, вспомни, если еще можешь что-то помнить, как управляться с мечом. Или, может, тебе показать?

Жан де Бриенн побагровел, руки его потянулись к мечу, но он вовремя совладал с собой. Король не мог опуститься до поединка с каким-то сенешалем. Не мог он и арестовать или приказать убить грубияна, ведь Деметр Аба – вассал другого короля и Андраш, конечно, вступится за него и тогда не миновать большого конфликта, а этого допустить нельзя. Герцог тоже это понимал и мучительно искал выход. Он подозвал одного рыцаря и велел ему идти к венгерскому королю и привести его сюда.

– Трус ты, де Бриенн! – выпалил Деметр. – Какой тебе Иерусалим? Иди коз пасти!

Штернберг понимал, о чем думают король и герцог, и сам разделял их злость из-за безвыходной ситуации. Понимали это и немецкие рыцари и потому не могли навалиться на сенешаля все скопом и раздавить его, как клопа. Лихтендорф ждал сигнала от герцога возобновить бой, а пока стоял на стороже, поглядывал то на сенешаля, то на Леопольда Австрийского. Штернбергу показалась вся эта ситуация такой глупой и позорной, что он не мог дальше стоять и чего-то выжидать. Резко выступив вперед, не вынимая оружия, он подошел к Деметру Абе сбоку, и пока сенешаль, недоумевая, взглянул на безоружного человека, посмевшего подступить к нему, Штернберг с размаху отвесил ему в висок тяжелый удар кулаком. Сенешаль грузно свалился, как подкошенный. Штернберг ударил его по лицу еще раз, и кровь из сломанного носа черной струей полилась на песок.

– Запомни мое имя, сенешаль. Я – Генрих фон Лотринген, граф фон Штернберг. Сегодня ты, идя к шатру короля, не глядя по сторонам, наступил мне на ногу, мне было очень больно, и потому ты сейчас лежишь. Если у тебя ко мне есть вопросы, жду тебя в любое время.

Сенешаль что-то пытался сказать в ответ, и Штернберг почувствовал густой запах перегара. Но кровь из разбитого носа попала в рот, и слова Деметра потонули в кашле. Он попытался приподняться и не смог. Немецкие рыцари надрывали глотки от хохота, а герцог и король, благодарно кивнув Штернбергу, ушли в шатер продолжать беседу.

– Думаю, нам стоит сегодня хорошо выпить! – сказал Штернберг брату и Лихтендорфу. – А то завтра сенешаль припрется за удовлетворением и, возможно, это будет мой последний день.

Часть первая. Цитадель Нила

Глава первая. Утро под Дамиеттой

Зимой христианская армия в Святой земле сильно страдала от голода, холода и болезней. Ураганы и непрекращаемые дожди мешали передвижению. Вожди крестоносцев еще несколько раз