— Багрянова вернулась! — не знаю кому принадлежал этот возглас, мне всё ещё сложно фокусировать зрение на лицах — веки свинцовые и кажется, что даже волосы взмокли, и теперь все смотрят только на них.

— Что ж… — Мария Петровна, наконец, смиряется с моим визитом, хоть и выглядит обескураженно, указывает на пустую парту в конце кабинета и, глядя поверх прямоугольных очков с толстенными стёклами, вроде как даже с сожалением сообщает, что это единственное свободное место.

Опускаю голову и плетусь по проходу между двумя рядами, акцентируя всё внимание на ногах, которые слишком сильно вибрируют и могут отказать в любую секунду. Бросаю рюкзак на пол, опускаюсь на один из пустых стульев и тихонечко выдыхаю.

Парта у окна, в крайнем правом ряду.[A1] Хорошая парта, и в правду новая, столешница прям блестит и она — всё, куда я могу смотреть.

— Заграничная вернулась…

— Припёрлась блин…

— У неё с башкой проблемы…

— Слышала, она в психушке была…

— Дура, что ли? Психи в школах не учатся?

— А ты тогда кто? Исключение?

Смех.

— Тихо всем! — Мария Петровна никогда не владела достаточным авторитетом, чтобы все послушались её с первой попытки.

— ТИХО ВСЕМ! — Попытка номер два увенчалась успехом. — Лиза, у тебя есть учебник?

— Я… — гляжу исподлобья, — я их ещё не получила.

— Хорошо. Кто-нибудь, поделитесь с Лизой учебником и продолжим урок!

И тишина. Как предсказуемо.

Поднимаю голову и набираюсь смелости, чтобы оглядеть своих одноклассников. Некоторые всё ещё таращатся в мою сторону, у некоторых интерес пропал, некоторые продолжают шептаться и посмеиваться — в основном девчонки; слышу, как обсуждают мои вьющиеся волосы, будто год назад они были идеально прямыми.

— Кто-нибудь, поделитесь с Лизой учебником!

— А вдруг она заразная?

Смех.

— ТИХО!

— Держи, — учебник по русской литературе падает передо мной на парту, и я встречаюсь удивлённым взглядом с девушкой, что стоит рядом и смотрит на меня холодными голубыми глазами. Чёрные волосы Вероники собраны в высокий конский хвост, и каждый раз удивляют своим здоровым блеском. Узкие джинсы-дудочки и шелковая рубашка глубокого синего цвета удивительно гармонично сочетается с бронзовым загаром. Если честно, вообще не представляю, в какой одежде Светлакова может выглядеть плохо. Она идеальна во всём. Идеальная внешность, идеальная одежда, идеальное положение, идеальная семья, идеальное будущее. Пример для подражания всех девчонок в школе. Вероника Светлакова — ледяная королева, в кругу которой хочет находиться каждый.

Я никогда не хотела.

В отличие от моей младшей сестры.

Хмыкает застывшей мне и приподнимает уголок губ в позабавленной улыбке:

— Пожалуйста.

Провожаю её взглядом до тех пор, пока не возвращается на своё место в центральном ряду за второй партой и, наконец, беру себя в руки, смотрю на учебник и открываю на странице, которую называет Мария Петровна.

«Русская литература начала XX века», — читаю заголовок и на этом заканчиваю. Смотрю на рисунок выведенный от руки на всю страницу обычной шариковой ручкой с синими чернилами — не особо аккуратная клетка с прутьями, на дне которой валяется явно дохлая птица.

И словно током ударяет. Кожа покрывается мурашками. Волоски на шее становятся дыбом. Так резко поднимаю на Светлакову глаза, что с пару секунд вообще ничего не вижу — сплошная тьма, которая очень медленно приобретает очертания человеческого лица с двумя голубыми глазами и загадочно-садистской улыбочкой растянутой на алых губах.

— Яроцкого опять нет? — проплывает где-то далеко голос Марии Петровны. — Исключения добивается? Что ж, я поговорю с вашим классным руководителем по этому поводу.

— Да дрыхнет он, как всегда! — смешок кого-то слышится следом, в то время пока я и Вероника, по всей видимости, играем в гляделки: я не моргаю, и она не думает. Нет — эта стерва забавляется, кайфует от своей мнимой власти.

И явно веселится.

Первая разрывает контакт глазами, усмехается, перебрасывает «конский» хвост за спину и якобы углубляется в чтение.

Захлопываю книгу и со скрипом отодвигаю стул.

— Лиза? В чём дело?

— Мне… мне надо выйти, — не дождавшись разрешения, на автомате иду к двери.

Слышу голос Марии Петровны и не понимаю ни слова.

Слышу глумливые смешки, долетающие в спину, и понимаю всё:

— У Багряновой припадок.

— Сейчас пена изо рта пойдёт.

— За границу опять сваливает, отвечаю!

— Вы идиоты все, или что? Что она вам сделала? — не придаю значения этому женскому голосу, не знаю, кому он принадлежит, но эта девчонка, судя по всему, пыталась меня защитить. У меня нет времени на благодарности. Я задыхаюсь. Мне нужен воздух!

Толкаю дверь и сходу на кого-то налетаю. На кого-то высокого и крепкого и очень стойкого, раз отпружиниваю от него как резиновый мячик и ударяюсь задом о выкрашенный в коричневый пол. Боооольно ударяюсь и тихонечко стону себе под нос.

Хор из смеха тут же сокрушает голову, и в этот момент волей-неволей задумываюсь над тем, почему они все меня ненавидят? Что я им сделала? Когда и как дорогу перешла?

Они самые. Всё те же лица, какими запомнила их. Слегка повзрослевшие, но всё те же — мои одноклассники, с которыми прежде никогда проблем не было. Я всегда была в нейтральной зоне, на меня внимания-то по большей части не обращали, так что же изменилось? За что они меня возненавидели? Всего лишь за моё отсутствие?

— Лиза, всё в порядке?

Отмахиваюсь от Марии Петровны, потому что встречаюсь взглядом с Ним.

Максим Яроций — вот на кого я налетела.

Вот из-за кого всё ещё сижу на полу, как последняя идиотка, и пытаюсь вспомнить, что такое двигаться.

Его взгляд приковывает, не отпускает. Словно гвоздями к земле прибивает, запрещая сходить с места, пока не разрешит — так он смотрит. Холодность и жестокость искорками тока плещутся в тёмных зелёных глазах. И что-то ещё, что похуже всего этого, что-то похожее на… презрение.

Теперь, находясь так близко, понимаю, как сильно ошибалась: Макс не просто изменился — он стал другим человеком. Не просто более взрослым, а будто потрёпанным временем.

Стал выше меня практически на голову, шире в плечах, но явно забросил занятия спортом, так как нет у него той мускулатуры, которую на спор с кем-то собирался нарастить. Худощавый и жилистый — это осталось без изменений. Узкие бедра, на которых низко сидят чёрные джинсы с дырами на коленях, из-под резинки тёмно-зелёной куртки-бомбера выглядывает мощный ремень с металлическими заклёпками, на ногах — обычные кеды, а густую тёмную шевелюру с трудом скрывает серая бейсболка с тремя тоненькими колечками на краешке козырька.