— Дорогой мальчик, похождения, как вы это называете, всегда играют роль. Вероятно, подобные вещи одинаковы везде, как здесь, так и в Англии, Испании или Бразилии.

— Прекрасно, — вздохнула она, смирясь с неизбежным. Если это правда, значит, придется делать вид, что и она ничем не отличается от других.

— Что именно прекрасно? Значит, у вас все-таки есть опыт?

— И немалый! Но вряд ли это должно вас касаться. Джентльмен — американский джентльмен по крайней мере — не хвастается своими победами перед другими.

— Победами? Как точно сказано! Но интересно, что такое дама? Женщина, которую не привлекают мужчины? Нет, я не так выразился. Дама, несомненно, должна наслаждаться вниманием мужчин, которые при этом осыпают ее комплиментами и драгоценностями. Но мужским телом? Не знаю. А вы как считаете?

Как это могло случиться? Они на борту клипера, хотя и не в море, окруженные обедающими рабочими, и, кроме того, англичанин не подозревает, что перед ним — женщина. Это человек много переживший, кто она перед ним? Но лорд Шерард уверен, что она — мужчина.

Юджиния покачала головой. Это заходит слишком далеко. Она ступила на опасную почву.

Девушка подняла подбородок:

— Леди, милорд, — я имею в виду, американскую леди, — та, которая говорит о приличных вещах и наслаждается лишь тем, что прилично.

Алек снова рассмеялся, не успев заметить при этом лукавой усмешки.

— Хотите сказать, что дама, американская дама, не упоминает вслух о наслаждении, полученном от мужчины, а просто делает это лишь после того, как сумеет затащить беднягу к священнику?

— Нет! Это совсем не так! Вы намеренно искажаете мои слова, милорд. Леди — это совершенно не то, что мужчины.

Слишком мягко сказано!

— Совершенно верно, — объявил Алек. — Женщины, по моему опыту, более коварны, гораздо хитрее и, поскольку исполнены решимости дать мужчине все, что он хочет, имеют над ними невероятную власть. Именно поэтому, молодой человек, мужчины позволяют сковать себя узами брака.

— Как… это абсурд! Нет у них никакой власти! Они… нет, не знаю. Вы не должны говорить так… Вы здесь чужой и должны понять, что постель и женщины — вряд ли подходящая тема для разговора между малознакомыми людьми… Глупая болтовня…

Девушка внезапно смолкла. Что она сама делает, как не болтает без удержу, и все потому, что он так сильно раздражает ее.

— Значит, мы снова вернулись к официальным отношениям.

Джиннн заметила злорадно-похотливый взгляд Минтера. Господи, только бы никто из мужчин не подслушал эту странную беседу!

— Не желаете ли осмотреть капитанскую каюту, сэр? Она почти готова, и там мы сможем быть наедине.

— Если хотите.

Неужели американская леди собирается проводить время наедине с мужчиной?

— Ваш отец тоже внизу?

— Нет, мой отец дома. Пожалуйста, следуйте за мной, милорд.

Алек молча повиновался, не сводя глаз с ее бедер.

Превосходно. Он уже представлял свои руки на этих бедрах, нежные, ласкающие… и чувствовал, как натянулся перед лосин. Сколько еще она будет продолжать настаивать на этом маскараде?

Каюта была превосходно отделана и достаточно просторна, даже для него. Собственно говоря, она оказалась даже больше его каюты на баркентине, только без смежной двери.

— Рядом есть каюта?

— Да, для первого помощника.

Или его дочери.

— Да, письменный стол великолепен! — заметил он, легко проводя пальцами по полированному красному дереву. — Очень удобный. Хотел бы я встретить того парня, что делал чертежи этого стола.

— Это я.

— В самом деле? Но вы еще так молоды. Почти мальчик, должен сказать. Ну что ж, все могут ошибаться, не так ли? В жизни не предположил бы… Так вы по-прежнему желаете вести со мной переговоры, Юджин?

Алек уютно устроился в кресле, вполне просторном и мягком.

Джинни глядела на него. Подозревает ли англичанин, что она вовсе не мужчина, за которого себя выдает? Нет, он наверняка бы сказал что-то.

— Да, и с моим отцом, конечно. Это его верфь.

— Верно. Вы же не хотите быть столь тщеславным и приписать всю славу себе? Правда, как его сын и наследник, вы должны высказать свое мнение.

— Совершенно верно.

— Могу я сегодня вечером прийти к вам на ужин? У вас есть сестра? А мать?

Глаза Джинни затуманились. Что делать? О Господи, придется поговорить с отцом. Нельзя же быть Юджином дома с такими длинными волосами! Шапку, конечно, придется снять. Нужно принимать решение, и побыстрее.

— Конечно. Семь часов не слишком поздно? И у меня действительно есть сестра, а мать давно умерла.

— Сожалею, — пробормотал Алек, поднимаясь. — Семь часов — прекрасное время для ужина. С нетерпением жду встречи с вашей сестрой, мистер Юджин. А сейчас мне бы хотелось хорошенько осмотреть клипер.

Чернокожий дворецкий Пакстонов, Мозес, исполненный необычайного достоинства, проводил Алека в гостиную, где уже ожидали престарелый джентльмен и молодая леди. Величественно откланявшись, Мозес удалился.

Джинни подготовилась, как могла, и очень старалась, только этого оказалось недостаточно. Алек Каррик в обычной одежде разительно отличался от Алека Каррика в вечернем костюме, настолько, что любая женщина готова была потерять оставшуюся каплю рассудка. Нет, его просто необходимо объявить вне закона! Ни одному мужчине нельзя позволить так одеваться и выглядеть! Строгий черный цвет, на фоне которого так ярко выделялись белые сорочка и галстук, заставлял его казаться самым чистокровным из принцев, самым неотразимым рыцарем в сверкающих доспехах! Он был невероятно красив, золотые волосы сверкали в пламени свечей, а глаза жизнерадостно искрились. Зрелище было столь ослепительным, что Юджиния хотела лишь одного — стоять и смотреть. Вечность. Целую вечность.

— Вас нельзя пускать в приличное общество.

— Простите?

— Прошу извинить, я повторяла латинские склонения. Меня зовут Джинни, милорд. Сокращенное от Вирджинии. А это мой отец, мистер Джеймс Пакстон.

Но Алек предпочел игнорировать Джинни, сокращенное от Вирджинии, и пожал руку мистера Пакстона:

— Рад снова видеть вас, сэр. Сколько лет прошло, три года или почти?

— Совершенно верно. Мы встречались в Нью-Йорке, у Уодделсов. Чертов бал или что-то такое же омерзительное. Кто-то сказал мне, что вы женаты. Как поживает супруга?

Супруга?

— Она умерла пять лет назад.

— О Боже, мне так жаль! Прошу извинить, сэр. Но, насколько я помню, вы хотели вернуться домой, в Англию.