Все улики указывали именно на то, что имело место. Но факты нуждались в дополнительной проверке. Слишком уж возмутительным выглядело то, в чем обвиняли российских военных латвийские компетентные органы и на чем настаивал осведомитель. Командующий, разумеется, не замер в сладостной истоме (хотя и почувствовал мимолетную гордость за своих людей). Он был возмущен: не может быть! Ведь он многократный кавалер правительственных наград, доблестный офицер, имеющий заслуги перед Отечеством, должен краснеть за своих подчиненных. Это же тяжелое воинское преступление! С солдат взятки гладки, они лишь выполняли приказ, пусть даже такой неоднозначный, как перейти государственную границу, хотя и без оружия, но чем думал этот хренов кавалер?! А если вдуматься, какая, черт возьми, красивая акция! Пусть знают супостаты наших!

Но закон суров, и на пинок из высших сфер следовало реагировать. Нарушена главная армейская заповедь: НЕ ПОПАДИСЬ. Скрежеща зубами, командующий ВДВ приказал провести расследование и наказать всех виновных в соответствии с законом. Подразделения, принимавшие участие в учениях, покидали учебный квадрат. Разведывательно-десантную роту капитана Веренеева «попросили» остаться. Зловещая атмосфера витала в воздухе. Олег уже понял, что это значит, и внутренне смирился. Он был спокоен и невозмутим. Замполита Бережного вызвали в штаб полка. Он растерянно моргал, кусал губы.

– Ты ни в чем не виноват, Серега, – убеждал его Олег. – Ты выполнял приказ командира роты. Ты был против его выполнения – на этом и стой. Вали на меня, мол, капитан Веренеев выпил лишнего, не отдавал отчет своим поступкам, хватался за табельное оружие и нес патриотическую чушь. Можешь приплести моего деда, освобождавшего Латвию от немецко-фашистских захватчиков, вспомни про священные чувства любого нормального россиянина, а это, кстати, не просто набор красивых слов…

Замполита Бережного длань правосудия не коснулась – и это было здорово. «Отвечу за все», – решил Олег. Он еще не знал, что судьба уготовила очередной сюрприз. Пока не начались репрессии (о чем заблаговременно предупредил из Чудинки комбат Дорогин – верный друг и товарищ), он построил первый взвод на краю палаточного городка. Посторонних удалил за пределы зоны слышимости. И сразу понял: ситуация нештатная, что-то случилось. Похмелье и недосыпание к делу не относились. Десантники угрюмо переминались с ноги на ногу, старательно отводили глаза. Сержант Марецкий был бледен, как осеннее небо над головой. Екнуло сердце – в рваном строю бравых десантников, умудрившихся проштрафиться перед Родиной, явно кого-то не хватало.

– Загадкин пропал, товарищ капитан, – шмыгнув носом, поведал сержант и опустил голову.

– Охренели? – сглотнул Олег.

– А мы-то че? – буркнул Безденежный.

– Молчать! – рассвирепел Олег, и все присутствующие втянули головы в плечи. А Безденежный и сержант Марецкий сделались совсем бледными.

Последовал доклад, после которого впору было вешаться. Рядовой Загадкин конкретно пропал. Когда и где это случилось, никто не мог вспомнить. Сказалось ночное возбуждение, алкоголь вперемежку с адреналином, бег по пересеченной местности, когда не очень-то следишь за окружающими. Младший сержант Бабаев был уверен, что от деревушки, главной достопримечательностью которой являлся магазин, подразделение ушло в полном составе. Ему казалось, что он пересчитывал людей. В смысле, ночью казалось. А вот теперь уже… не совсем казалось. Бабаев тоже бледнел, через слово сглатывал и заикался, таращился на командира, словно тот уже запускал механизм гильотины. Все остальные были смущены, расстроены и озадачены. Действительно, Бабаев сообщил, что все на месте, сомнений не возникло. Заключительный отрезок пути проходил в гробовом молчании, каждый отвечал лишь за себя. По одному переползали поле от кустов до лагеря, шмыгали в палатки. Хихикая, раздевались, падали на раскладушки. Сосед Загадкина Криводанов обратил внимание, что спальное место товарища пустует, но мало ли – может, палатку перепутал. Уснул без задних ног, а когда пропели «первые петухи», которых в это мирное утро поставили на десять утра, обнаружил, что место товарища по-прежнему вакантно. Доложил Марецкому. Сержанта чуть кондратий не хватил, осмотрели все, включая сортиры, близлежащие канавы, опушку леса. Тут-то и закралась подлая мыслишка, а был ли он с нами на заключительном отрезке пути?

– Накосячили, товарищ капитан… – убитым голосом гундел Марецкий. – Готовы нести ответственность по полной строгости… А этот олень у нас получит! Но это же полная лажа, согласитесь? Такого просто не может быть!

Остатки здравомыслия подсказывали, что тупое солдафонство и жажда отыграться на подчиненных уже не помогут. Время поджимало. Он предоставил слово всем, поставив условие не орать на все поле. Рядовой Рыкало был уверен, что переметнуться на сторону противника «долговязый груздь» не должен, ведь он нормальный парень, только немного тормозит, но как раскачается – не остановишь. Никогда не подводил товарищей. Кулич уверял, что Загадкин был изрядно выпившим, но не настолько, чтобы оторваться от коллектива. Бобров вспомнил, как на подступах к деревне рядовой Загадкин сверзился в канаву, но вроде выбрался, еще и отшучивался. Гусыгин возражал, мол, «клюкнул» Загадкин больше прочих, мог и потеряться, даже заблудиться, но чтобы не найти дорогу к родной части… Ну, прикорнул под корягой, очнулся – не собьют надолго крепкого парня двести граммов!

Версий было множество, но все опрошенные сходились в одном: до «заколдованной» деревни Загадкин был в строю, а потом его никто не видел. Пропал. Как корова языком слизала. А день уже в разгаре, не может он так долго плутать, давно бы уже появился…

– Я вроде шум в деревне слышал, когда к опушке подбегали… – меланхолично глядя в небо, вымолвил Артюхов. – Вроде тетка голосила. А потом мужик. А потом собаки лаяли…

– Отправляем спасательную экспедицию, товарищ капитан? – предложил гениальнейшее решение Марецкий. – А что, места уже знакомые, быстренько там все прочешем… Лажанулись ведь, исправлять надо.

– Ага, через магазин, – фыркнул Криводанов.

– Не смешно, – прожег его взглядом Марецкий.

– А никто и не смеется, сержант…

– А может, подождем еще немного, товарищ капитан? – поежился Бабаев. – Вдруг придет?

Неприятности росли как снежный ком. Голова пылала жаром. Незаконный переход границы, вандализм – проступок, можно сказать, «творческий». А вот то, что по прибытии в лагерь капитан Веренеев не пересчитал людей – грубейший ляп. Вопиющий непрофессионализм. Он не успел принять соответствующее решение – в расположение части прибыла колонна из двух армейских «УАЗов». Майор, представившийся работником военной прокуратуры, сообщил, что уполномочен заключить капитана Веренеева под стражу. Офицеры из комендантской роты препроводят арестованного в гарнизонную гауптвахту при военной части, расположенной в поселке Молочай (12 километров к востоку от границы), где ему будут предъявлены обвинения. При этом визави говорил виноватым голосом и смотрел не в глаза арестованному, а почему-то в ухо. Бойцы роптали, но до мятежа не дошло. Прощание с Российской армией принимало какой-то странный оборот…